В ответ опять мычание.
Наконец, минут через пятнадцать расспросов, с кровати послышались довольно отчётливые матерные слова. «Бредит», – решили медики. Баграми стащили мужика с кровати и, завернув в брезент, погрузили в машину. Машина с воем унеслась. Всех остальных срочно эвакуировали, а барак спалили армейскими огнемётами.
Мужика привезли на Соколиную Гору и, поскольку уже забыли, что делать с бубонной чумой, запихнули его в изолятор, а сами стали листать учебники. Кроме того, послали за профессором, который в двадцать втором году написал статью по чуме и мирно доживал свой век на даче в Быково. Пока старичка везли, мужик в изоляторе протрезвел, стал буянить и кричать, что разнесёт весь вытрезвитель к такой-то матери, если его не соединят со всем остальным коллективом алкашей.
Старичок-профессор, услышав из-за двери эти крики, сказал, что поставит диагноз, не входя в изолятор, что и сделал, определив, что это точно не чума бубонная, а судя по запаху перегара, это обычная «Московская» за 2,12. Была такая цена на водку.
Причём специалист оказался такого высокого класса, что взялся даже определить характер закуски, но этого уже не требовалось.
На всякий случай мужика продержали в изоляторе три дня, давая ему каждый день опохмелиться. После чего выпустили, но он уже привык к чистому изолятору и в барак возвращаться ни за что не хотел. Тогда его перевели в общую палату, где он благополучно заразился дизентерией и ещё месяц провалялся на Соколиной Горе, после чего намертво завязал с пьянством.
Но это было потом, а пока что стали разыскивать Дашаянца. Нашли его к следующему дежурству, когда он наконец вышел на работу и сознался в своей проделке. Его, естественно, лишили диплома, правда, всего на три месяца. Но он эти три месяца жил припеваючи, поскольку к нему с бутылками приходили бывшие жители барака, получившие ни с того ни с сего новые квартиры. Дарили ему подарки, называли благодетелем, а одна женщина даже попыталась поцеловать ему руку, но Дашаянц не дал, сказав, что именно она немытая.
Приходили к нему жители и других бараков, предлагали большие деньги, просили написать холеру, оспу или хотя бы проказу, но Дашаянц ни за какие взятки не соглашался и говорил, что шутит только ради чистого искусства. Сейчас Дашаянц кандидат наук, получает мало рублей в месяц и жутко жалеет, что не взял тогда деньги. Такого успеха в медицине он никогда больше не имел и уже иметь не будет. Поскольку работает он в реанимации и со своих пациентов не может получить ни копейки. Как только они приходят в себя, их тут же переводят в другие палаты к другим врачам.
Земляки
23 января 1983 года я стоял у шестого источника города Карловы Вары и пил минеральную воду. К источнику подошла группа советских туристов. Экскурсовод начал рассказывать о местных достопримечательностях. Понять его ломаный русский язык было практически невозможно. Может, поэтому, а может, по природному любопытству, группа вместо достопримечательностей стала разглядывать меня. Вообще-то я внешне, как вы, наверное, уже успели заметить, ничего особенного не представляю. Но это сейчас, а тогда на голове моей была огромная песцовая шапка, которую я купил у одного популярного композитора. То есть он раньше меня понял, что нормальный человек в такой шапке ходить не должен, и уступил мне её за 120 рублей. Шапка впоследствии оказалась совсем из другого, очень засекреченного животного, но кто теперь считает. И вот стою я, сам маленький, но в большой грязно-белой шапке, якобы песцовой, а на меня с любопытством смотрят туристы, приехавшие из моей родной страны. И вот они смотрят, смотрят, и вдруг один из этих туристов говорит другому:
– Во, гляди, видал, у них мода какая.
– Ага, – говорит второй, – сам, глядикось, маленький, а шапка как у большого.
– Ну, прям головастик, – добавляет женщина.
– Чего же это он такую шапку-то напялил? – спрашивает первый. – У них и холодов-то здесь таких нет. Того и гляди угорит.
– Для красоты, – отвечает второй, – сказано же тебе, мода такая. Хоть удар тепловой, лишь бы по моде.
– Ну уж и мода, – говорит женщина, – какую достал, такую и носит.
– Давай поговорим с ним, – предложил первый.
– А что ты думал, возьму и поговорю.
Он подошёл ко мне и сказал по-чешски «добры денннь».
– Здравствуйте, – ответил я на чистом русском.
– Вы что ж, – подошёл второй, – по-русски, что ли, говорите?
– Говорю, – ответил я.
– Мужики, он по-русски говорит! – крикнул мой собеседник.
Мужики подошли ближе.
– Ну, как тут у вас? – спросил первый.
– Нормально, – ответил я.
– Погода хорошая?
– Неплохая, – ответил я.
– Вы где русский-то учили, в школе?
– В школе, – ответил я.
– Хорошо у вас по-русски получается, небось в школе отличником были?
– Был, – не соврал я.
– А шапка у вас такая, что это ж мода такая, что ли?
– Да нет, – сказал я, – просто по случаю купил.
– Ну, что я говорила, – обрадовалась женщина, – у них тоже всё по знакомству.
– Ну, а вообще-то как у вас жизнь, недорогая?
– Да не очень, – говорю я.
– Ну, так на шмотки, я вижу, хватает?
– Хватает, – не соврал я.
– Дублёночка-то чешская?
– Нет, – говорю, – болгарская.
– Видал, – обрадовался кто-то, – и им Болгария помогает.
– Скажите, – спросила женщина, – а жёны у вас работают?
– Ещё как.
– Видал, – огорчилась женщина, – тоже вкалывают. Ну а если, допустим, не хотят работать, тогда не работают?
– Это верно, – сказал я, – если не хотят, ничем их не заставишь.
– Тогда муж кормит, верно?
– Верно, – говорю. – Кого муж, кого любовник.
– Это что же, – изумилась женщина, – и любовники у вас тоже есть?
– А как же, – говорю, – любовников у нас просто пруд пруди.
– Да погодите вы с любовниками, – зашикали на женщину, – вы лучше скажите, соцстрах у вас есть?
– Есть.
– А бюллетень оплаченный?
– И образование бесплатное?
– Бесплатное.
– Ты гляди, всё как у нас.
– А у нас, – сказал полный мужчина, – пиво чешское любят.
– Правильно. Чешское пиво самое вкусное.
– Зато водка у нас самая лучшая.
– Это верно, – подтвердил я.
Вдруг один из них негромко сказал:
– Не купите водку? А то у меня бутылка осталась, уезжать уже, а всё никак не продам.
