– Характер, – говорит Александр, – это единственное, что у меня хорошего.
– И талант, – сказала Галя.
– Ладно, – согласился Александр, – талант и характер. Но давай к делу. Я время выкрою. Слиняю сегодня на два часа, пока жена в кино пойдёт. Я это кино уже смотрел, когда в нём снимался.
– Ой, мне так вы в этом фильме понравились, я, пожалуй, тоже в кино пойду, на вас посмотрю.
– Посмотришь живьём, – сказал, как отрезал, Александр, – я тебе так всё покажу. Ты в каком номере живёшь?
Галя опять глаза опустила, видно, покорилась судьбе:
– В третьем, второй коттедж на первом этаже.
– На первом, – повторил Александр, – там шторы есть?
– Есть.
– Значит, шторы закрой и свет погаси, чтобы никто ничего не подумал, я к тебе в восемь вечера приду. Лады?
– Лады, – покраснела Галя, – а вы потом опять не позвоните, не напишете?
– Я тебе когда-нибудь в жизни врал? – с пафосом сказал Александр. – Ты извини, что я так по-деловому, просто нет другого варианта.
– Хорошо, – тихо сказала Галя.
Александр подумал и добавил:
– Хватит тебе в твоей Твери прозябать. В Москву тебе пора, в модели, в актрисы, с такой фигурой, с таким лицом. Иди, и в восемь вечера чтоб как пионер была готова. Да, на вот тебе деньги, купи чего-нибудь выпить и закусить, я-то этого сделать не могу.
Женщина совсем пятнами пошла, но кивнула, деньги взяла и пунцовая убежала в свой коттедж.
Ровно в восемь артист, красавец, кинозвезда, лёгкой походкой приблизился к коттеджу, нашёл номер три и юркнул в него, не стучась. В номере было совсем темно.
«Молодец, – подумал артист, – полная конспирация».
– Ты здесь? – спросил он на всякий случай.
– Здесь, – раздался откуда-то слева тихий Галин голос, – я уже в постели, раздевайся, иди сюда.
Он разделся до трусов, подумал, потом снял и трусы, дошёл до постели, никакого одеяла не было. Он прыгнул в постель и тут же оказался в объятиях своей желанной. Он сомкнул свои руки у ней на спине, почувствовал что-то странное, но сообразить не успел что. Тут же зажёгся яркий свет, и он увидел, что обнимает какого-то волосатого с огромным носом армянина.
Вокруг раздался оглушительный хохот. Артист боялся повернуться и обнимал армянина до тех пор, пока тот не сказал:
– Слушай, хватит уже, отпусти!
Тогда артист оглянулся и увидел стол. За столом человек десять мужчин и женщин, а он голый, без одеяла, в объятиях волосатого армянина.
Галя сказала:
– Саша, я так рада видеть тебя у нас в гостях.
– И мы тоже! – закричали гости.
Саша взял протянутую ему сигарету, закурил, попросил стакан, выпил и сказал всего одну фразу:
– Хорошо, что жену не догадались пригласить.
Александр не дрался, не буянил, оделся, хватанул ещё полстакана, собрался уходить.
Галя сказала:
– Оставайтесь, чего уж теперь, я же вам и телефон ещё свой не дала. Или вы опять не позвоните?
– Ну вы даёте! – только и сказал Александр и пошёл, даже не взял номера телефона.
Шутник
Вот зачем мне эти шутки дурацкие? Зачем мне этот юмор? Кто меня просит шутить, кто просит искать приключений на свою шею?
Спрашивается, кто меня дёргал за язык в аэропорту Шереметьево? Говорю жене перед таможней: «Слушай, у меня гранаты в чемодане не умещаются, возьми пару штук себе». Я ведь сказал так, чтобы они услышали, они и услышали.
Два часа всех трясли, а меня особенно. Милиция, ФСБ. Рейс отложили на шесть часов. Чего я им только ни объяснял, что я не имел в виду боевые гранаты – я фрукты имел в виду. Фрукты, круглые такие, как лимонки. Тьфу ты! Едят их, эти гранаты. Заставили из всех тюбиков пасту выдавливать. Бутылку водки вёз, выпили у меня на глазах для проверки. Собаке дали выпить. Она после этого песни выть начала и плакала.
А когда все пассажиры узнали, что это всё из-за меня, меня на высоте десять тысяч метров пытались из самолёта выкинуть. Я же пошутил! Ну хоть бы кто засмеялся.
Я теперь в аэропортах молчу, рта не открываю, делаю вид, что глухонемой. Оно мне нужно было?
А тут на работе собрание было. К нам начальник нашего холдинга приезжал. Встречался с коллективом нашей фирмы. Они в президиуме с нашим директором. И надо же было мне рядом с ними оказаться, когда они на стулья садились. Когда директор наш садился, я удержался, а когда президент холдинга садиться стал, чувствую, не могу. Он всем сказал: «Садитесь» и сам на стул опускаться стал. И тут ничего с собой поделать не смог, стул убрал. Он падать стал, скатерть на себя потянул, на ней графин со стаканом, директор со стулом – на пол, графин на него, сверху стакан по графину, грохот! Все ржут. Он на меня снизу, лёжа на спине, смотрит и говорит:
– Вы что, дурак?
Я говорю:
– А что, заметно?
Он говорит:
– С первого взгляда.
Вот кто меня тянул? Главное, свои-то знают, никто при мне на стул не садится, а этот, откуда он только такой умный взялся?
Я думал, уволит.
– Нет, – говорит, – увольнять не будем, а то подумают, что у меня нет чувства юмора.
А тут как-то на футболе сидел. На трибуне вокруг одна конюшня, то есть болельщики ЦСКА. Как раз матч был ЦСКА – «Спартак». И надо же мне было в самый разгар, в самый накал страстей крикнуть: «Спартак» – чемпион!»
Вы не поверите, вокруг вдруг такая тишина наступила. Все просто оцепенели, то есть по всему стадиону все орут, а вокруг меня – мёртвая тишина. Мёртвая такая, будто кого-то сейчас убивать будут.
Я про себя до двух сосчитал и сразу вниз на пол лёг. И именно в этот момент они на меня бросились. Все! Сразу! Сверху такая свалка началась. Я под стульями прополз и смылся, а там милиция ещё полчаса дубинками махала.
Ну, скажите, оно мне нужно было? Тем более что я вообще болею за «Локомотив».
Теперь гляди, сидим с двумя пацанами на стройке, поддаём. Бутылка стоит, огурчики, помидорчики. А перед нами яма, в ней цемент, правда сухой. А с той стороны мужик подходит.
– Как, – говорит, – пройти к школе?
И надо же было мне, дураку, ни с того ни с сего. Я даже не знал, что здесь школа есть. Говорю:
– Идите сюда, сейчас объясним, покажем, куда идти.
Он два шага вперёд сделал и в яму с цементом загремел. Орёт оттуда, матом кроет. Мы бутылку допили, всё доели, он всё орал. Только идти собрались, мы же не думали, что он так быстро из ямы вылезет. Глядим, на нас идолище поганое надвигается, весь в сером. Я-то думал, что нас трое, отмахнёмся. Нет, не отмахнулись.
