Мама её сказала, что она уехала к подруге на дачу.
Непонятно, почему, если едешь к подруге на дачу, это надо скрывать. Значит, не на дачу. Два дня я сходил с ума, а на третий, в понедельник с утра, я побежал к её магазину. Она, как всегда, опаздывала. Вышла из такси и пошла на работу. Тут-то я её и встретил. А она очень обрадовалась, увидев меня.
Они с подругой ездили в Санкт-Петербург. А говорить об этом она не хотела. Клялась, что ездила с подругой.
– Так хотелось оторваться. Не знаю, почему я не сказала. Я теперь вижу, что не должна была так делать. Ты волновался, да?
В другой раз, через месяц, мы поехали в город Суздаль походить по старым улочкам, посмотреть церкви.
Нас вёз туда на своей машине мой приятель. И она в Суздале демонстративно всё время с ним беседовала, не обращая внимания на меня. Школьные игры. Я терпел, терпел, а потом, на глазах у неё, познакомился с какой-то женщиной и стал с ней также демонстративно разговаривать.
Тогда Галка куда-то исчезла. Просто пропала. Мы с приятелем её обыскались. Ключ от номера в гостинице был у меня. Поэтому в гостинице мы её не искали. А она именно там и была. Попросила дежурную по этажу открыть номер.
Когда мы остались вдвоём, я сказал, что эти игры для школьников, а не для меня.
– О чем ты? Какие игры? – услышал я в ответ.
То есть опять она меня переиграла.
Иногда я ездил на гастроли, а она из-за работы ездить со мной не могла. Я предложил ей уйти с работы.
– Я помогаю семье, – сказала она.
Семья у неё была плохо обеспеченная. Папа работал инженером в каком-то разваливающемся НИИ.
Я выплатил ей зарплату за год, и она ушла с работы. Теперь надо было её куда-нибудь устроить. Нельзя же просто так бездельничать. Ей двадцать лет, надо учиться.
И я устроил её на мидовские курсы. Там готовили секретарей-делопроизводителей. Преподавали английский, этикет, макияж, правила хорошего тона и чёрт знает что ещё. Это как раз для неё, особенно последнее.
Больше всего на свете её интересовало, как она выглядит. Мы с ней встречались год. За этот год я только один раз видел, как она плачет.
У неё случилось настоящее горе – ей плохо покрасили волосы.
В августе я был очень занят и отправил её с девушкой моего друга на Кипр. Она поехала за границу первый раз в жизни. Её не было десять дней.
Я сам себе не поверил, я по ней скучал. С чего бы это?
Они вернулись, две красотки, загорелые, весёлые и ясноглазые.
Приятель терзал расспросами свою девушку, а я Галке поверил во все её рассказы. Они обе как шерочки-машерочки рано ложились спать, ни на какие дискотеки не ходили и никаких новых знакомых не завели. Море, пляж, Афродита, выходящая из пены. Пену не привезла. Сама приехала – и прекрасно.
Всё чисто – конкретно – стерильно.
Через месяц подруга Галки раскололась и рассказала мне, что Галка всю ночь провела в бассейне с каким-то зубным врачом из Крыма.
Казалось бы, что такого? Купались, болтали. Скучно ведь двум молоденьким девушкам. Но противно было враньё.
Пушкин говорил: «Отелло не ревнивый, он – доверчивый».
Мы когда-то, в самом начале, договорились: не врать друг другу.
Более того, когда мы начинали встречаться, у неё был парень. Скрипач. Он звал её с собой в Америку. Она с ним встречалась при мне, и я об этом знал. Я только сказал ей:
– Если ты будешь встречаться с этим скрипачом – твоё дело, но тогда и я могу встречаться кроме тебя с другой девушкой.
– Нет, – сказала она, – меня это не устраивает. Я перестаю встречаться со своим парнем. Я так не смогу – с тобой и с ним. Это неправильно. Мне, конечно, трудно объяснить ему, что появился ты. Он через неделю уезжает. Но я всё равно скажу, что у меня есть другой.
Как потом выяснилось, ничего она своему парню не говорила, просто через неделю он уехал в Америку навсегда, и ничего объяснять не пришлось.
Мы впервые поругались как следует из-за этого Кипра.
Я сказал, что не смогу теперь верить ей. Ерунда, конечно, я всё равно верил ей. Верил во всё, что она говорила. Верил в то, что она любит меня, хотя ничего этого она и не произносила вслух.
Осенью мы как-то совсем уж сильно привязались друг к другу.
Всё время хотелось сделать ей какой-нибудь подарок. Покупал ей всякие платья и костюмы.
Поехали в Париж. Там всё было прекрасно. Этот праздник был не только с Хемингуэем, но и с нами тоже.
Я не шибко сексуальный товарищ, не отличаюсь ни физической, ни какой другой силой, но с Галкой всё было совершенно необыкновенно. Желал её всё время. И не только в Париже. Везде. Что это было? Любовь? Скорее страсть. Есть разница. С Галкой была какая-то болезненная страсть. Всё время боязнь потерять её.
Достался нищему бриллиант. Нищий дрожит над ним. Но ведь всё равно обязательно его лишится.
Все этот бриллиант пытаются отнять, поскольку все видят и бриллиант, и его владельца.
Уже в Москве был случай. Мы были в ресторане большой компанией. Рядом с нами сидел один мой приятель с женой.
Он настолько загляделся на мою Галку, что в подпитии стал нагло хватать её руками.
– Веди себя прилично! – сказал я.
Но он, не стесняясь ни меня, ни своей жены, положил свою руку на Галкино плечо.
Я тут же схватил тарелку с салатом и заехал ему в физиономию.
– Куда вы на Новый год?
– Как всегда, лицом в салат.
Этот анекдот почему-то мелькнул в моей голове именно тогда, когда тарелка встретилась с его лицом. Нас вовремя разняли, а то бы он меня, наверное, покалечил. Он был вдвое больше меня.
Мы шли по Останкинскому телецентру. Навстречу мой знакомый, популярнейший артист. Он тут же полез к нам целоваться. Начал, естественно, с Галки. Она его никогда не видела, и он её тоже.
Ну, и что же делать, драться со всеми?
В Париже к ней никто не приставал. Все вели себя прилично. Кроме одного богатого, наверное, шейха.
Мы с ним случайно оказались рядом в лобби отеля.
После непродолжительной беседы его переводчик предложил мне двести пятьдесят тысяч долларов за мою Галку.
Когда я отказался, переводчик сказал, что это шутка. Мы вместе посмеялись, причём я смеялся не от души. Невесело.
Я сказал переводчику, что моя девушка стоит значительно дороже. Шутить так шутить.
– Сколько? – сказал переводчик.
– Она бесценна, – сказал я.
– Всё имеет цену, – ответил он.
– И сколько сейчас стоит «Джоконда»?
Переводчик засмеялся и сказал, что «Джоконда» его шейху ни к чему.
