ОН (встает): Нельзя останавливаться… Надо двигаться… Да, надо двигаться…
Уходит. Бредет между паровозами. Из-за паровоза выходит официант, тот самый строгий официант. Звучат объявления по радио об отправлении поездов.
ОН (официанту): Кофе.
ОФИЦИАНТ: Все?
ОН: Все.
Стоит некоторое время. Потом резко оборачивается. К нему идут парень и девушка, те самые, с гитарой, но теперь они с трудом несут телевизор.
ПАРЕНЬ: Сегодня вечером посмотрим, игра на кубок! Два тайма. А если игра на кубок – дают дополнительное время. Если игра на кубок – ничьей быть не может!
ОН долго смотрит им вслед. Сзади подходит ЖЕНА.
ЖЕНА: Красивый город Таллинн?
ОН: Я там никогда не был…
ЖЕНА: Я все знаю. И я вижу: ты уходишь от меня. Прощай. Я не могу удерживать тебя. И прошу: не жалей меня. Не жалей. Мне нравится в тебе одна черта.
ОН: Что же это за черта?
ЖЕНА: Та, которая сейчас отнимает тебя у меня. Сейчас, теперь ты часто говоришь, что мы спим, проспали, надо проснуться… «Я проснулся»… и это кажется тебе открытием. Я знаю тебя много лет, и ты всегда «просыпался»: просыпался как ребенок. Ты всегда смотрел на мир как ребенок; ты всегда смотрел на мир новыми глазами и из-за этого терпел много неудач, но они не сделали тебя смиренным, отчаяние не научило тебя, так называемой, мудрости. Разочарования не сделали тебя циничным. Сейчас ты мечешься и хочешь оценить свою жизнь, как потерянный вариант жизни с другой женщиной. Прости меня, но это мелко и пошло. Жизнь это не урок чистописания.
ОНА уходит. Официант выносит кресло. Их кресло, в котором любила сидеть ЖЕНА и раскладывать пасьянс. ОН садится в него. Официант уходит. ОН видит – как вдали идет его мать и Мария. Мария несет в руках портрет мадам Сомари.
МАТЬ: Какое великое горе и великое счастье!
ОН (вскакивает и кричит): Мама!
Но МАТЬ его не слышит. ОН бежит.
ОН: Мама! Мама!
ОН мечется между скелетами паровозов, заглядывает под колеса, бредет обратно. В кресле сидит ЖЕНА.
ЖЕНА: Она сидела в этом кресле.
ОН (поражен): Откуда ты знаешь?
ЖЕНА: Я все знаю. (Встает.) Я благословляю твой уход, потому что ты останешься верным себе. Прощай, вечный юноша. Прощай!
ЖЕНА уходит. Пусто, и только громады паровозов стоят на заросших травой рельсах.
ОН идет вдоль путей, по едва различимым шпалам. Валяется портрет мадам Сомари и ОН, не замечая его, наступает на него. Крупно – нога и лицо. Стоп-кадр.
ОН просыпается, долго лежит с открытыми глазами, медленно переводя взгляд с предмета на предмет. Долго смотрит на часы. Потом его взгляд останавливается на телефоне. ОН долго смотрит на него. Снимает рубку, набирает номер.
ОН:… Это т… Ты дома… Красивый город Таллин?.. Знаете, что в нем замечательного?.. Туда должны были поехать два старых друга… товарища… два человека… Они любят друг друга…
Он протягивает руку к пиджаку, достает из нагрудного кармана билет, берет зажигалку, щелкает, и пламя постепенно съедает желтую картонку. Он бросает горящий комочек в пепельницу, смотрит на огонь.
ОН: Они сами не знают почему… В поезд Москва-Таллинн, в вагон номер девять, в купе номер семь на места двенадцать и тринадцать не явились два пассажира… Два пустых места мчатся сейчас по дороге Москва-Таллинн к Балтийскому морю.
ОН вешает трубку, глаза его становятся все больше и больше, пока не превращаются в один черный зрачок.
КОНЕЦ
Письма
О. Даль – М. Козакову
13 января 1978 г.
Уважаемый Михал Михалыч.
Как-то в суете не удалось нам встретиться и потолковать о деле, поэтому решил написать.
Хочется лирику побоку и о сути. А может, суть-то в лирике? Ну что же. Приступим, благословясь.
1. Ужас
Вот, на мой взгляд, движитель всей жизни этого города. Ему подчинено все и вся. Рождение, существование, любовь, ненависть и смерть.
Он проникает в жизнь людей незаметно для них и перерождает их.
Этого в сценарии нет.
2. Страх.
Страх – как действие. Страшно от перемен. Страшно от непослушания и выпадения, из навсегда заведенного монотонного существования. Куку – Земфиреску – Мирою. Мирою – книга – город. Удря – подписной лист – оркестр. Поезд – город – люди – развлечения. Мона – Мирою – Город – Мироздание. (Навсегда заведенный порядок!)
(Поймал себя на перенапыщенности. Нехорошо)
Может быть, нехорошо из ничего делать что-то, но мне думается, что материал Себастиана позволяет делать с собой это «что-то». Это «что-то» есть современный (не люблю это слово. Мне по душе своевременный) взгляд на нашу жизнь.
3. Жизнь…
Жизнь – это где-то там. Жизнь – это мчащийся экспресс. Экспресс – «летающая тарелка», но опознанная, населенная незнакомыми и недосягаемыми (а поэтому непонятными) гуманоидами! (Вольность). Нельзя остановить жизнь – погибнешь. В буквальном смысле экспресс раздавил Мирою, когда тот попытался остановить его. А может, было самоубийство? Не знаю. За ночь поседевший Удря на следующий день опять дирижировал своим оркестриком, с ужасом и восхищением следя за проносящимся мимо чудовищем-экспрессом. Все осталось как было, и только не стало Мирою. Он улетел на свою звезду. Звезду, обретшую имя.
Остались пустые глаза девочки Земфиреску в пустом классе. (Осталась доска, испещренная непонятными формулами)
А что Куку? Не знаю.
Этого в сценарии нет.
4. Сумасшествие или любовь.
В этих двух обозначениях человеческих существований, по-моему, есть общее.
Мирою сошел с ума здесь. Мона сошла с ума там. Они обязательно должны были соприкоснуться своими траекториями. (Орбитами). Но они не соприкоснулись. Они столкнулись. Взрыв! (Неужто, кроме смерти Мирою, так-таки ничего с собой и не принесший?) Опять-таки не знаю. В сценарии этого нет
5. Размышления о размышлениях.
Я пишу эти заметки с перерывами. Я как бы жду мыслей, обоснований и не тороплюсь.
Вдруг подумал – а ведь процесс взаимоотношений, любви, познавания между Мирою и Моной должен длиться части две (600 м), не менее. В эту карусель вливается и город, и его обитатели. Карусель или центрифуга со все увеличивающейся скоростью. «Колесо смеха». Все скатываются, и только Григ сумел выбрать центр. Не зная физики, он знает ее законы.
Что такое – Григ?!
Там в центре были двое: Мирою и Мона. Потом обитатели пытались приблизиться к ним. Но центробежная сила сбрасывала их.
А Григ не только приблизился, но и встал рядом и… А может, он подтолкнул… кого-нибудь из них… только вот кого? Но все это так… болтовня… фантазия… чепуха. Но вот в чем штука-то – никакой звезды Мирою не открыл! И книга это подтвердила! И ниточка, держащая его в жизни, порвалась, а потом встреча с Моной. Это бунт. Бунт против города и обитающих в нем сволочей. Бунт против себя.
