В своих воспоминаниях М. Козаков привел слова О. Ефремова о том, что Олег Даль был дилетантом. Всем известно и зрителям, и людям искусства, что Олег Даль был профессионалом высшего класса. И подобное замечание для меня огромная похвала артисту. Она говорит только о том, что Олег был и духовно, и душевно раскрепощен, свободен, как может быть свободен только Дилетант в самом высоком значении этого понятия.
Однажды пришлось мне читать у него дома в семейном кругу «Шинель» Гоголя. И в одном месте, для меня дорогом, где у Гоголя сказано, что Акакий Акакиевич «вынимал баночку с чернилами и переписывал бумаги, принесенные на дом. Если же таких не случалось, он снимал нарочно, для собственного удовольствия копию для себя…», Олег улыбнулся. Тихо, чуть-чуть тень улыбки прошла. За ней, за этой улыбкой, было много сердца…
Любовь Полищук. Произошло то, что произошло.
Москва. 5 января 2005 г. Литературная запись Н. Галаджевой.
История моего участия в картине Евгения Татарского «Золотая мина» начиналась смешно, а для меня даже трагично. Когда я приехала на съемочную площадку, я почувствовала какой-то дискомфорт. Как мне уже потом рассказали, ассистентке режиссера поручили привести актрису прямо на площадку в партнерши Олегу Ивановичу Далю. Режиссер Евгений Татарский велел найти актрису, типа манекенщицы, высокую блондинку с карими глазами, а еще лучше с черными. Я не знаю, что случилось с ассистенткой, но привела она меня. В общем, прямая противоположность тому, кого нужно было найти. У Татарского отвисла челюсть. Он был в шоке от того, что он хотел и что привели.
Ну и, конечно, я сразу всей своей интуицией, – а женщины обладают ею в большей степени, чем мужчины, а уж актрисы тем более – почувствовала, что на площадке происходит катастрофа. Я видела, что режиссер недоволен, поглядывает на меня, как петух. Вокруг меня сгущаются тучи. А это – одна из первых моих картин, а тут еще Даль должен прийти. В общем, ужас обуял меня со страшной силой. Я никак не могла войти в колею.
Пришел Олег Иванович Даль. Я не была с ним знакома. Короче говоря, внутри – холодец, ноги подкашиваются. Я была в чудовищном состоянии. И он увидел, что со мной творится, что называется – почувствовал. Некоторое время ходил кругами вокруг меня, потом все ближе и ближе. И, наконец, подошел ко мне, взял мою руку в свои, снял очки, посмотрел мне прямо в зрачки, и возникло ощущение, как будто он перелил в меня некую силу, свою благодарность и доброжелательность. Он поцеловал мне руку и сказал: «Здравствуйте!». И после этого рукопожатия, этого «Здравствуйте!» я совершенно успокоилась.
Я потом узнала, что всегда в конце съемки нормально актеры всем говорят: «Спасибо за партнерство, с вами было замечательно!». Или просто: «Спасибо!» Он все это сделал вначале, почувствовав мой мандраж.
Сцена снималась на корвете в ресторане. Мы сидим за столом, разговариваем. Разговор был очень напряженный, но внешне вроде бы все сдержанно. Кончается сцена тем, что он встает, и, уходя, кладет мне руку на голову. И этот жест был единственной «громкой эмоцией». Ощущение было такое, как будто он оторвал мне голову. Одним маленьким движением, раз – и сидит девица «без головы». Вот так он умел играть. Вот этот покой, эти глаза, и вдруг, раз – всего лишь один жест. Этому нужно учиться и учиться. Сцену мы сыграли с одного дубля. И думаю, во многом благодаря Олегу Ивановичу Далю. Наверное, он был волшебником. Есть такое выражение: «огладил коня». После этого я воспряла духом, поверила в себя. А после появилась статья Майи Туровской. Она писала, что эта сцена может быть достойна Голливуда, и запомните это имя – Любовь Полищук. Не помню дословно, но что-то в этом роде. Я ей безумно благодарна. Но главным образом Олегу Ивановичу. Мне это дало очень много сил и уверенности в себе, что немаловажно для того, чтобы существовать на сцене или в кадре.
Он был очень внимательным партнером. Если он был во взаимодействии с партнером, то никогда не работал на камеру. Есть такие киноактеры, которые… ты жаждешь их глаз, и они, понимая, что владеют профессией, а ты не владеешь… Я – театральная актриса, для меня глаза – прежде всего, и вот этим он мне очень помогал.
Олег Иванович был не моего типа мужчина. Поэтому я относилась к нему только как к партнеру, и, по-моему, надеюсь, в то же время как к другу. Но в таких сценах, как, скажем, в «Приключениях принца Флоризеля», где по сценарию у нас якобы намечался такой легкий роман, между партнерами, мужчиной и женщиной, необходим некий флер. Конечно, мы ловили улыбки друг друга, ну, не знаю, какое-то дрожание ресниц, прикосновения, и он, в этом смысле, был очень тонким и элегантным партнером. Мне кажется, он был очень музыкальным человеком. Буквально, вот пауза, уже на грани, длится и длится, и кажется, что долго, а по дрожанию ресниц он угадывал меня и ловил реплику или, наоборот, подавал. Я невероятно ценю это в партнерах, всегда учусь этому и стараюсь точно так же отвечать.
Он был до невероятия пунктуальный артист. На площадке всегда появлялся первым, заранее. Очень аккуратно складывал костюм, ну до педантизма. Говорили, что он любил хулиганить. На театре ходили какие-то там сплетни, слухи. Ничего этого я на съемочной площадке не видела. Он был аккуратен, доброжелателен, весел, всегда готов к работе. Говорили, что он раздражался на кого-то. Может быть. Он не любил, если в костюме что-то телепалось или болталось. Наверное, это его и раздражало. Меня бы тоже раздражало, когда костюм мне мешал. На самом деле он был потрясающе деликатный человек. Никогда не взмахивал ресницами, если опаздывал его партнер, не устраивал грубых публичных «порок» гримерам, не закатывал истерик режиссерам. Может, что-то и было, но только тет-а-тет. Наверное, за это половина группы – и ассистентки, и костюмеры – были влюблены в него.
На съемках фильма «Приключения принца Флоризеля» того же Евгения Татарского и произошла наша вторая встреча. Женя уже целенаправленно распорядился разыскать меня. В этой картине у нас было больше встреч – и на площадке, и в жизни. И я узнала, какой Олег Иванович невероятно веселый, потрясающе смешной, самозаводящийся рассказчик, какой у него заразительный смех. Когда у нас были небольшие перерывы, обеды или завтраки, как правило, все – очень недолгие и всей группой, мы всегда ждали, когда же Олег Иванович начнет рассказывать. И вот, дико сам хохоча, он доводил аудиторию до почечных колик. Мы все валились от смеха за компанию с ним, а уже потом шла история. Иногда перерывы задерживались.
Я знаю, что он очень любил импровизировать и шутить с партнерами в театре, на сцене и в кино, и он рассказывал очень много таких случаев. Но в точности их повторить не могу, а врать не хочу и не буду. Я просто помню, что ощущение, своего рода послевкусие у меня после этого было замечательное: всегда было весело, все очень тонко подмечено.
Он был готов на эпатаж. Например, был такой случай. На съемках «Золотой мины» мы жили в гостинице «Жемчужная», кажется, так она называлась. Она стояла на берегу моря, и мы все свободное время – не с утра же до ночи все были подряд в кадре – болтались на пляже. И вот однажды я смотрю: весь пляж повернул голову к выходу из гостиницы, который был обращен к берегу. Оттуда выходит Олег Иванович Даль. Худенький, как тополек, в джинсовом костюме, в котором он все время ходил, и почему-то в шерстяных носках и шлепанцах. Его никогда не видели на пляже, а тут он вышел. Что он сделал? Он снял носки, небрежно отбросил шлепанцы, бросил носки на песок и в джинсовом костюме вошел в море. Поплавал, сколько ему было необходимо, вышел из моря, спокойно взял носки в руки, надел шлепанцы, и, помахивая носками, не поворачивая головы, продефилировал обратно. Высокий, стройный, с голубыми глазами и в голубом же джинсовом костюме, который ему очень шел. Все с отвисшими челюстями так и остались. Вот это да! Кто бы вот так в то время!
