ПОДРУГА: Очень, очень вкусно. Ты – гурман. Но худой.
ДРУГ: Все сгорает. На работе. (Берет гитару, напевает) «Как молоды мы были»…
ОНА сидит в кресле. ОН зажигает сигарету и снова выходит на балкон, смотрит на нее из темноты. ОНА улыбается. ПОДРУГА выходит на балкон, тоже закуривает. Они поворачиваются и стоят, облокотившись на перила.
ПОДРУГА: День влюбленных, как это?
ОН: В Германии существует старинный обычай. Ежегодно, восемнадцатого мая празднуют День влюбленных. Супружеская пара любого возраста в этот день свободна друг от друга. Практика показывает, что такая свобода укрепляет супружеский союз, семью.
Он выстреливает сигаретой в пространство и поворачивается лицом в комнату. Смотрит на НЕЕ. ОНА рассеянно слушает ДРУГА, улыбается.
ДРУГ: Вдруг к концу первого акта ловишь себя на мысли, а за кого же он тебя принимает, этот театр…
ОН (улыбается): Правда, этот праздник сеет сомнения в умах отцов. Своих ли детей они воспитывают. Но обычай существует, дети растут, семья укрепляется.
ПОДРУГА: Так. А где же твоя жена?
ОН: Я не знаю. Она свободна.
ПОДРУГА: Но ведь у вас все-таки нет детей?
ОН: Нет. И я – спокоен.
Он идет в комнату, садится рядом с НЕЙ, протягивает к ней руку. Она длинным жестом берет его руку в свою.
ДРУГ выходит на балкон, не переставая перебирать струны гитары
ПОДРУГА: В театр ходишь?
ДРУГ: Мало. Редко. Очень редко.
ОН (ЕЙ): Я стараюсь вспомнить, как мы тогда разбежались.
Помню, Ты уехала в отпуск, я оставался в Москве… работа… работа… Вдруг я узнаю, что у тебя ребенок, и стал очень сильно стараться забыть тебя.
ОНА (медленно смотрит вокруг): У тебя хорошая жена.
ОН наливает вино себе и ей, потихонечку пьют.
ДРУГ и ПОДРУГА на балконе.
ДРУГ (громко): Мы переживаем опасный период: вещь становится мерилом человеческого содержания! Его достоинства! Правда, так было всегда. Но это пройдет. Часто мы делаем дело, не веруя в него!
ОН (ЕЙ): Ему нельзя пить.
ОНА: Почему?
ОН: Когда он выпивает, он говорит все, что думает.
ДРУГ: И это тоже пройдет! Или никогда не пройдет то, что необходимо Красота! Вечная красота! Человек не может без красоты! Эйнштейн не открыл бы свою теорию вероятности, то есть относительности без Достоевского и скрипки. (Он врывается в комнату, потрясая гитарой.) (ПОДРУГА, смеясь, идет за ним.)
ДРУГ: У Курчатова было постоянное место в Зале Чайковского. Он прилетал туда от своих приборов и установок – к Моцарту!
ДРУГ наливает себе полный бокал вина и залпом выпивает его.
ДРУГ: И нет мысли без чувства!
Все аплодируют и хохочут. Но вдруг умолкают, потому что ДРУГ зажал лицо ладонями и всем показалось, что он плачет.
ДРУГ (бодро): Весь мир таков. Возьми два камня, стукни их друг о друга: на одном останется трещина; это значит, он почувствовал! Почувствовал… что тот, другой камень – посильнее.
ПОДРУГА подходит к нему и гладит его по голове
ПОДРУГА: Успокойся, что с тобой?
ДРУГ: Не могу я…
ПОДРУГА: Чудак. Как ты живешь?
ДРУГ: Хорошо.
ПОДРУГА: Жену свою любишь?
ДРУГ (отнимает ладони от лица, долго смотрит на нее): Люблю. Крепко.
ПОДРУГА (роется в сумочке): Хотите посмотреть Ваню. Вот. (Подает фотографию.) Тут ему год.
ДРУГ (смотрит на фотографию, передает ЕМУ): Созерцает Ваня.
ОН: Хороший парень, твой Ваня. Вы никогда не замечали, как просыпается ребенок?
ОНА: А как просыпается ребенок?
ОН: Он открывает глаза и еще долго лежит в прежней позе, долго разглядывает то, что перед ним открылось: узнает знакомые игрушки, с которыми играл перед тем, как угомонился, лица бабушки, матери, отца, улыбается им, смотрит на них, созерцает. Он, ребенок, проживает момент созерцания, то, что мы, взрослые, безнадежно пропускаем, промахиваем. Мы открываем глаза, вскакиваем и начинаем бег. Бег на месте. Лишенный смысла и пользы. А ребенок возится со смыслом, он играет с ним, пережевывает его.
ПОДРУГА: Точно. Мой Ваня – вот как ты говоришь – созерцал Точно. Лежит – и смотрит, смотрит… Я ему – Ваня, ты что? А он – смотрит…
ОНА (ЕМУ): Откуда ты это знаешь?
ОН: Плачу бездетный налог.
ОНА: И долго еще платить будешь.
ОН: Теперь не знаю.
ПОДРУГА: Мы будем пить кофе?
ОН (встает): Да, да.
ПОДРУГА: Я все приготовлю. Сиди. (ДРУГУ) Пойдем, Сократ, ты мне поможешь.
Уходят.
ОН встает, включает приемник, тихая, ласковая музыка, подходит к НЕЙ. Она поднимается. Танцуют.
ОН: Я не забыл твой голос нежный, твои небесные черты.
ОНА: Какие черты? Ты знаешь, сколько мне лет?
ОН: Знаю. Минус семнадцать. Ты – прелесть!
Я счастлив – как Пушкин.
ОНА:
Увы! Напрасно деве гордой
Я предлагал свою любовь!
Ни наша жизнь, ни наша кровь
Ее души не тронет твердой.
Слезами только буду сыт
Хоть сердце мне печаль расколет…
ОН:
Не нужен нам зеленый лук,
Петрушка и морковка,
Нужна нам только девочка,
Шалунья и плутовка!
Хлопнула входная дверь. ОН выпустил ее из объятий, заглянул на кухню. Вернулся. Снова танцуют.
ОНА: Они ушли?
ОН: Они ушли. И ты скоро уйдешь. Уйдешь в свой дом.
ОНА: Ты слишком серьезно ко всему относишься. И тебе трудно живется.
ОН: Мне трудно будет остаться одному.
ОНА: Ты чудак и фантазер. Принес кофе.
ОН уходит на кухню. ОНА потихоньку идет в прихожую и уходит, осторожно закрыв за собой дверь.
ОН входит в комнату, держа в руках чашки. Никого нет. ОН медленно ставит чашки на стол и идет на балкон. Город пуст, и только за шторами горит свет и там. За шторами, живут люди. ОН возвращается в комнату, подходит к телефону, снимает трубку, набирает номер.
ОН: Мама? Я влюбился… Да, соображаю. Вполне. Очень ясно… На днях… Сегодня. Я ровесник Днепрогэса (смеется)… Она?.. Супругу верная жена… Можно и в прозе. У нее сын шестнадцати лет. Муж, который объелся груш. Ты, возможно, ее помнишь. Когда мы жили на Басманной… Да, да… Правда?.. Часто звонила?.. Я это забыл. Знаешь, какой у нее голос?.. Как у девочки, прерывается и глуховатый… Он некрасивый… но такой…(смеется). Вероятно – это голос моей любви!.. Когда она улыбается, уголки губ у нее поднимаются кверху… Что у меня? У меня руки опускаются… Не знаю, что делать… Ладно, ладно, я пошутил… Мама, спокойно, спокойно… Я позвоню?.. Целую (вешает трубку).
