Новая парадигма «разум – тело – среда» начинает с другого: с довольно очевидного факта, что человеческий мозг обитает в теле и что это мозг – сознание – тело живет на земле, в пространстве и социальном мире. Мозг и тело вместе способствуют деятельности человеческого сознания, которое обязано их архитектуре самим своим существованием и принципами действия. Человеческое познание свершается в физическом теле, живущем на земле и в пространстве. И не только это: наши когниции определяются фактом нашего нахождения в физическом теле, иногда несколько удивительным образом – о чем, например, свидетельствует более творческое мышление вне (а не внутри) ящика.
В этой новой парадигме познание может быть языковым или доязыковым. Оно может свершаться где угодно в диапазоне от подсознательного до сознательного. Чтобы научиться понимать комплексность, многослойность, часто подспудность познания, мы должны со вниманием относиться к собственным мимолетным мыслям и впечатлениям – именно к тем, которые мы более или менее предрасположены игнорировать. А научиться понимать строительную среду мы можем при помощи того же процесса, дополнительно сосредоточившись на нашем окружении.
Представьте, что вы гуляете в парке. Вы гуляете в одиночестве, погрузившись в глубокие размышления о предстоящей встрече. Теперь сравните это с другим опытом – то же место, такое же время, тот же маршрут, – вы бродите с другом, лениво обмениваясь случайными замечаниями о том, что видите вокруг. Наконец, сравните эти ощущения с теми, которые вы испытывали бы, находясь наедине с собой, в расслабленном состоянии, нюхая азалии, дыша парковым воздухом, слушая пение птиц или верещание детей. Независимо от того, на чем мы сосредоточены, мысли о городской среде всегда с нами. Они мимолетны, легко вытесняются более настоятельными, более яркими когнициями, обычно связанными с нами самими и нашей жизнью: поддержка нашими коллегами политического кандидата, который нам не нравится; ожидаемые победы нашей любимой спортивной команды, цветы, которые мы нюхаем, шумные дети, которых мы слышим.
Те когниции, которые более внятны, более определенны, обычно приходят в форме слов, звучащих в нашей голове. Язык – это тот инструмент и посредник, с помощью которого мы выражаем наши глубинные мысли для себя, равно как и инструмент социального общения. Из-за того, что слова имеют такую власть над нами, многие специалисты по философии языка и мышления на протяжении многих поколений ошибочно считали наши внутренние монологи и устную речь, которая оформляет их, исчерпывающей картиной сознания. Действительно, многие из когниций, которые мы осознаем, лингвистически оформлены, включая этот непрекращающийся монолог в нашей голове. Но теперь мы знаем, что несравнимо большее количество наших когниций имеют невербальный характер. И иногда они предшествуют словам, которые мы придумываем, чтобы описать их.
Неязыковые когниции включают сенсорные ощущения – холодные ноги, сквозняк в комнате, бугристая текстура коврика – и мимолетно замеченные узоры – геометрическая фигура, пустоты, выдаваемые за твердые тела. Они также включают целую вереницу эмоций и чувств – уют мягко изогнутой стены, словно обнимающей нас. И они включают шаблоны ассоциаций, называемые схемами, которые мы мысленно конструируем на основе роста и жизни в наших телах в мире. Один из примеров схемы был открыт в исследовании, показавшем, что мы ассоциируем вспышку внезапно включенной лампочки со внутренним опытом получения нового озарения. Стереотипный набор ассоциаций – схема – связывает визуальное впечатление при виде вспышки света с более абстрактным представлением о вспышке понимания.
Ученые-когнитивисты всех мастей, включая современных лингвистов, недавно установили, что значительная доля того, что думают люди, чтобы понять смысл бесчисленных, мимолетных сенсорных ощущений, которые мы затем используем для формирования более сложных, абстрактных общих представлений, имеет не только невербальный, но и доязыковый характер. И мы вырастаем из зависимых детей в более или менее автономных взрослых, всегда стремящихся к достижению целей перед лицом повседневных вызовов, все больше управляющих собственными телами и все больше совершенствующих свои умения в окружающем мире. В процессе этого мы накапливаем огромное хранилище ментальных схем, которые философ Марк Джонсон, в чью сферу интересов входит и теория познания, описывает как шаблоны «взаимодействий организм – окружающая среда».
Это то хранилище, к которому мы обращаемся, когда нам надо быстро, без сознательных усилий сориентироваться, интерпретировать и понять смысл нашего физического окружения и содержащихся в нем объектов. Невербальные когниции, включая схемы, приходят к нам неосознанно, по крайней мере поначалу, просачиваясь сквозь нескончаемый вербальный монолог, звучащий в нашей голове. Пребывание внутри здания, пристроенного Даниэлем Либескиндом к Денверскому художественному музею, рядом со зловеще наклоненными стенами, вызывает немедленный психологический отклик, нечто среднее между неловкостью и страхом. За этим последует неосознаваемая когниция – немедленно отойти от этой стены! Термин «неосознаваемая» в контексте этой книги, таким образом, не означает «невербализуемая»: он просто подразумевает «не выражаемая в словах, подуманных или произнесенных». Любой обычный человек переживает неосознаваемые когниции; а при наличии знаний и сфокусированного внимания мы можем перевести наши неосознаваемые когниции в сознательное понимание, которое позволит нам артикулировать их.
Одним из самых удивительных открытий когнитивной революции стало неожиданное преобладание, и даже господство, неосознаваемых когниций в жизни людей: по некоторым подсчетам, не менее 90 % наших когниций – неосознаваемые! Это означает, что большинство из нас существенно переоценивают степень контроля над собственными мыслями и свободы выбора. Наши сознательные когниции склоняют нас к вере в то, что когда мы что-то чувствуем, воспринимаем, обдумываем, мы делаем это осознанно, если вообще не преднамеренно. Это обманчивое чувство собственного контроля – по-видимому, важнейший инструмент, позволяющий человеку преуспевать, поскольку если бы все или хотя бы в большинстве наши когниции были осознаваемыми, то сложные или даже простые задачи затопили бы нас. А так ограниченное пространство осознанной психической деятельности остается свободным для решения важных задач. Что в результате? Мы остаемся, по словам Даниэля Канемана, «слепы к нашей слепоте», пользуясь «почти неограниченной возможностью игнорировать наше невежество». Но в то же время клубящиеся за пределами языковой сферы неосознаваемые когниции – включая те, которые относятся к строительной среде, – аморфны и вездесущи. Структурированное многоголосие полумыслей повседневно определяет наши эмоции, решения и действия.
Неосознаваемое познание в строительной среде. Прогулка по Виллидж
Представьте на мгновение, что вы живете в Вест-Виллидж на Манхэттене. Рано встав, вы занимаетесь утренней рутиной, готовясь пойти на работу. Открыв холодильник, вы обнаруживаете, что нет молока к вашему утреннему кофе, и мгновенно решаете пойти в магазин на углу. На протяжении следующих пятнадцати минут, начавшихся с мысли «Проклятье! Нет молока!» и окончившихся тем моментом, когда вы протягиваете деньги кассиру, ваши осознаваемые мысли заняты. Вздорным телефонным разговором с вашим братом вчера вечером. Предварительными заказами, которые вам нужно сделать для предстоящей поездки в Чикаго. Уговаривать или нет вашего ребенка-подростка провести выходные с вами и вашим лучшим другом на природе.
