Тела подстраивают под себя окружающий мир
Повсюду в нашем окружении мы видим следы аллоцентрического восприятия тел. Когда архитекторы рассчитывают высоту двери, глубину подоконника, пропорции коридора или линии прямой видимости аудитории, они учитывают то, как наши человеческие фигуры и сенсорные и моторные способности обживают физические окружения и взаимодействуют с ними. Но время от времени дизайнеры учитывают тонкости не только наших тел, но и наших воплощений в рамках более широкого и глубокого подхода, имеющего такие убедительные результаты, что одни они обосновывают необходимость более пристального внимания к таким нюансам.
Ярко выраженный пример – традиционное японское жилище. Размеры циновок татами – приблизительно 3 × 6 футов, что позволяет без труда переносить их с места на место. Что важнее, они, как правило, удобно укрывают тела спящих японцев. Короткая сторона татами в свою очередь соответствует трехфутовому в ширину модулю раздвижных панелей окон и дверей в традиционном жилище. Эти отношения пропорций – спящего тела к циновке, циновки к стене, стены к стоящему телу – приводят к очень грамотно рассчитанным, основанным на человеческих размерах системам проектирования из многих звеньев.
Эти принципы можно распространить на масштабы и пропорции тел на разных этапах развития человека. Когда архитектурное бюро Helen & Hard создавало свой сенсационный геопарк на расчищенном и выведенном из употребления прибрежном участке Ставангера, крупнейшего в стране нефтяного и портового центра, они проектировали для эгоцентрического восприятия: зона, заполненная надувными мячами для прыжков, и качели в виде птичьих клеток сделаны с учетом размеров тел маленьких детей, в то время как подростков-велосипедистов и скейтбордистов направляют к более масштабным трассам для катания. Но они также проектировали и с аллоцентрической точки зрения, сглаживая резкое различие в масштабах между монументальной гаванью и сравнительно маленькими людьми с помощью затейливого ритма аркады, представляющей собой якорные буи из переработанного пластика, водруженные на высокие металлические опоры.
Строительная среда должна быть спроектирована для аллоцентрических тел людей, это кажется очевидным. Дизайн стула должен быть результатом тщательного анализа положения сидящих человеческих тел, когда они занимаются разнообразной деятельностью – например, обедают, или читают, или отдыхают, или одеваются. И все же одно это указывает на сложность хорошего дизайна, потому что стулья – это нечто большее, чем просто подставка для человеческих тел, схожих с телами Адама и Евы. Они должны быть приспособлены также к нашей эгоцентрической телесности. Марсель Брюер, американский архитектор венгерского происхождения, создал один из самых знаменитых визуально убедительных предметов мебели ХХ столетия – стул «Василий» (Wassily) из гнутых наподобие велосипедного руля стальных трубок, превращенных в замкнутую геометрическую фигуру, легкую, но достаточно прочную, чтобы удерживать человеческое тело. Несмотря на популярность стула «Василий» (в том числе среди архитекторов), он не только казался механистичным, но и был холодным, как жаловался Аалто, коллега Брюера, говоря, что он спроектирован для аллоцентрического тела, а не для сверхчувствительного пучеглазого и большерукого сенсорного гомункула. Аалто утверждал, что в таких стульях чувствуется недостаток человечности, потому что «предмет повседневной мебели не должен отражать слишком много света»; к тому же объект, входящий в «тесное соприкосновение с кожей… не стоит делать из материала, обладающего высокой теплопроводностью».
Советом Аалто в отношении мебели в равной степени пренебрегают и когда дело доходит до проектирования наших ближайших окрестностей и городских пространств. Типичный человек на своих ногах типичной длины без напряжения пройдет четверть мили за пять минут, и многие люди предпочтут пешую прогулку поездке на машине, если могут достичь места назначения за пятнадцать минут или быстрее. Теоретики городского планирования и защитники рациональности утверждают, что эту информацию можно выразить в четком алгоритме: городские районы должны быть организованы так, чтобы дети могли пешком дойти до школы, а их родители – до работы и домашних товаров первой необходимости. Однако сколько американских и азиатских городов нарушают это правило! От Хьюстона до Пекина размеры закрытых для транспорта кварталов и отдаленность пригородов оставляют нас в безвыходном положении в районах, которые не удосужились соотнести с существующими в человеческом теле жителями.
Гармонизация физического окружения с человеческой телесностью может принимать более тонкие и выразительные формы. Архитекторы могут сталкивать различные схемы тела – аллоцентрическую и эгоцентрическую – познавательными, захватывающими и удивительными способами. Одна из распространенных стратегий – подчеркивание разницы между медленным линейным путем, который мы преодолеваем своими ногами, шаг за шагом, и мгновенным целостным впечатлением, которое мы получаем, окидывая окружающее взглядом. Японский архитектор Тадао Андо в своем театре Poly Grand в Шанхае по фасаду сделал «разрез» через полы и потолки, выведя внутреннее пространство наружу. Благодаря этому мы по мере приближения к зданию мельком видим людей, занимающих части здания, недоступные с того места, где мы находимся, что выдвигает на передний план расхождение путей наших ног и нашего взгляда. Рем Колхас и архитектурное бюро OMA (Office for Metropolitan Architecture) придумали еще более удивительный момент для посетителей роттердамского художественного музея. Когда мы стоим в нижней галерее, поглощенные созерцанием произведений искусства – тогда мы воспринимаем себя преимущественно эгоцентрически, – мы подспудно чувствуем шуршащие движения над головой. Взглянув вверх, на прозрачный потолок, мы видим подошвы туфель, а дальше – сильно укороченные тела любителей искусства, стоящих в галерее прямо над нашей головой. Внезапно, мельком заметив, как выглядят наши тела в качестве объектов, видимых снизу, мы осознаем свои материальные «я» по отношению к другим людям и к наполненному объектами аллоцентрическому миру вокруг нас.
В какой степени особенности нашего конитивного альтер эго, гомункула, определяют то, как мы воспринимаем строительную среду? Помните, что наши глаза, уши, нос, пальцы, губы, язык и ступни – первичные сенсорные рецепторы видов, звуков, запахов и прочего из внешнего мира и что все эти сенсорные способности сотрудничают с нашей двигательной системой, чтобы мы могли ходить, удерживая равновесие, прикасаться и интерпретировать тактильную информацию и так далее. Характерные особенности гомункулов показывают, что некоторые части наших тел играют значительно бóльшую роль в нашем восприятии, чем можно было бы предположить по нашим аллоцентрическим телам. Уши сродни спутниковым тарелкам-антеннам, предполагают, что даже едва уловимые слуховые раздражители – шорох бумаги в тихой комнате – заставят нас прислушаться. Из-за мягких, изобилующих нервными окончаниями подушечек кожи на кончиках наших пальцев даже представление о текстуре – зловещий вид колючей проволоки, пущенной поверх пляжной изгороди, – заставит нас отпрянуть вследствие гаптического впечатления.
Такую чувствительность следует учитывать и закладывать в проекты городских пространств, зданий и ландшафтов, что иногда и случается. Среди современных специалистов-практиков, принимающих в расчет как наши аллоцентрические, так и эгоцентрические схемы тела, Петер Цумтор, наверное, самый сознательный. Цумтор, швейцарский архитектор, использует мультисенсорный опыт как неотъемлемую составную часть своих смелых попыток создавать эмоционально резонансные объекты. Это приводит к необходимости проектировать объект от внешних очертаний до тончайших, малейших, а иногда и невидимых деталей. В состоящей из одного помещения часовне Св. Бенедикта в сельском районе Швейцарии Цумтор учитывал особенности зрительного, слухового, тактильного восприятия посетителей, принимая решения о деревянной обшивке часовни, сочленениях составляющих конструкций и материалах. В построенной на склоне холма часовне он специально предусмотрел укладку еловых планок наискосок поверх деревянных брусьев чернового пола, так как это делает пол более упругим, в результате чего доски пола подаются под ногами и поскрипывают. Так создается ощущение, что люди находятся в куда более старом здании. «Интерьеры, – пояснял он, – как огромные музыкальные инструменты, вбирающие звук, усиливающие его, передающие его дальше… Представьте чудесный еловый пол верхней декой скрипки и уложите его поперек деревянных брусьев. Или, напротив, приклейте его к бетонной плите. Чувствуете разницу в звучании?»
