И сейчас они сидели как обычно: друг напротив друга, ноги валетом, затылки к холодной застывшей краске и взгляды, устремленные в окно.
— Дай мне попробовать.
Фил удивился, но понял. Протянул сигарету и с интересом посмотрел. Затянулась, вдохнула — закашлялась.
— Не все получается с первого раза, — усмехнулся Фил.
— У нас получится ведь?
Она посмотрела на него с надеждой, хоть и сомневалась. Ей просто хотелось начать новую жизнь, а не возвращаться к старой. Но Фил убедил, что все должны заплатить. Если их не наказывает провидение, то должны наказать люди.
Только на пути к наказанию много преград. И растянется оно не на один год.
— С чего начнем, Маша?
— Меня зовут Лиза.
— Хорошо, с чего начнем, Лиза?
— С моей матери.
— Мы все сделаем, милая, — улыбнулся Фил, снова закурив.
И протянул ей сигарету. Снова затянулась — горло чуть засаднило, но уже без кашля. Привыкла привыкать… Какая жестокая, но точная тавтология.
Дым разбился об окно и обратно ударил в лицо.
Да, третий закон Ньютона. Только теперь его надо было применить к жизни. Жизни других людей.
А там никакие законы не действуют…
Глава 27 Лиза
Стеклоочистители не успевают справляться с дождем. Я сбавляю скорость и, чертыхнувшись, отбрасываю телефон. Фил не отвечает второй день.
Звонить ему я начала еще на Ямайке, в аэропорту, по дороге в пустой дом. И сейчас…
— Куда же ты, мать твою, делся? — спрашиваю в пустой салон и бью руками по рулю.
Машину почти выносит на встречку, и я ледяными ладонями пытаюсь ее выровнять. На дворе ночь, но я не стала ждать. Дома только приняла душ и переоделась. И несмотря на усталость, лечу в клинику.
Бросаю авто напротив центрального входа и, поднявшись по ступенькам, дергаю дверь. Закрыто, что неудивительно. Обхожу здание в поисках открытой двери, промокаю до нитки за минуту. Дождь бьет по плечам, капли неприятно стекают с волос, на спину и грудь, одежда липнет к телу, но мне плевать.
Делаю почти круг вокруг клиники, и наконец-то белая пластиковая дверь поддается. Вхожу внутрь и лечу по коридору на свет, оставляя за собой дорожку из капель. Как мотылек на огонь.
Только уже поздно — я сгорела. В тот момент, когда со мной связалась регистратор из этой клиники. Я не хотела, чтобы все так получилось. Так не должно было случиться.
Девушка за стойкой дергается, услышав мои шаги, и поднимается с места.
— Как вы?.. — начинает она.
— Мой муж… мне звонили… — пытаюсь произнести связную фразу, пока девушка хлопает глазами.
— Все в порядке, Верочка.
Верочка, блядь? Верочка?
Не оборачиваюсь. На плечо мне опускается тяжелая рука, и Вадим сжимает так, что я морщусь и едва сдерживаю стон боли. Какого черта он творит? Давит еще сильнее — я почти сгибаюсь и пытаюсь вырваться.
Верочка смотрит удивленно, но уже без испуга. А еще с интересом, правда, не ко мне.
— Это моя любимая мамочка, — говорит Вадим язвительно, чтобы успокоить девушку, но от меня не ускользает сарказм.
— Но вам все равно нельзя здесь находиться, — качает головой Верочка, нахмурившись.
Девушку я могу понять. На мамочку я даже в таком виде вряд ли тяну.
— Мы тихонько.
Вадим снова до боли сжимает мое плечо, я через силу благодарно улыбаюсь Верочке.
Опять собирается меня в чем-то обвинить? Судя по всему, так и есть. Хочу повернуться, но рука на плече не дает — только ведет. Мы отходим от стойки регистрации и двигаемся в сторону лестницы.
С моих волос все еще капает дождевая вода, но Вадима это не беспокоит. Между первым и вторым этажом он резко разворачивает меня и припечатывает к стене. Больно в затылке. До головокружения и тошноты.
Я едва не сползаю на пол, но теперь переместившаяся на горло рука не дает. На лестничном пролете прямо над нами горит лампочка, и я вижу в черных глазах затягивающую бездну ненависти, в которой захлебываюсь.
— Вадим, — еле выдавливаю, обхватывая ладонями его запястье.
— Ты, сука, как это провернула? — даже голос пронизывает меня тысячами иголок ненависти.
— Что? — хриплю, не понимая, что вообще происходит.
— Фото! — рявкает Вадим, хотя обещал Верочке, что мы тихонько.
— Какие?
— С Ямайки.
— Не понимаю…
Я могу дышать. Наконец-то. Но начинаю падать и в поисках опоры хватаюсь машинально за плечи Вадима. Он тоже инстинктивно меня обнимает, а я поднимаю голову. Наши лица оказываются слишком близко, и мне невыносимо, что мысли мои сейчас совсем не о Мише.
— Лиза, скажи, что это не ты, — просит Вадим уже другим голосом.
С обреченностью, с исступлением, с надеждой… Я не знаю, что он хочет от меня услышать, но знаю, что ни в чем не виновата. Почти ни в чем… По крайней мере ни о каких фото мне не известно.
— Это не я, — утыкаюсь лбом в его плечо.
А ведь я скучала. Не сразу это поняла, не хотела об этом думать, но факт налицо. Осознание так резко врывается в мою голову, что я снова почти теряю сознание. Пол из-под ног уходит, тело не слушается.
Всего слишком много. Эмоций, событий, недосыпа, напряжения. Это меня ломает.
И я теряю сознание…
Отмахиваюсь от запаха нашатыря, приходя в себя. Я лежу на чем-то жестком, голова раскалывается, влажная одежда неприятно липнет к телу.
Открыв глаза, вижу Вадима. Мы с ним вдвоем в какой-то то ли палате, то ли комнате. И именно он сует мне под нос нашатырь.
— Убери, меня тошнит от его запаха, — прошу едва слышно. — Лучше воды дай.
В дорогих клиниках все включено. Почти как в пятизвездочном отеле. Вадим идет к холодильнику, похожему на мини-бар и, достав бутылку, протягивает мне.
Жадно глотаю воду, вспоминая, что произошло. Какие, черт возьми, фото? Да еще и с Ямайки!
— Вадим, что с Мишей? — спрашиваю, садясь на кушетке.
Медленно… Невыносимо медленно тянутся секунды. Я жду, слыша удары сердца в голове. Я жду, не думая ни о чем хорошем. Только знаю, что мой муж жив — больше ничего нет.
А Вадим вдруг усмехается, как будто я спросила что-то… Глупое?
— Лиза, знаешь, все очень символично.
— Не понимаю… Это инфаркт?
Я вообще ни черта не понимаю сегодня. И ответы пока мне может дать только Вадим.
