Да уж, докатился. Стою посреди комнаты ночью, смотрю на женщину и занимаюсь психоанализом. Лиза будто чувствует на себе мой взгляд и чуть морщится, а потом переворачивается. Из-под тонкого одеяла вылезает ее нога, и теперь не могу отвести взгляд от колена и ступни.
В кончиках пальцев начинает покалывать — так хочу прикоснуться. Это уже какое-то дьявольское наваждение. Еще и воспоминания о том, как я дотрагивался до ее кожи, как целовал, как трахал ее.
Почему мне казалось, что все это было настоящим? Почему я не распознал ложь и игру?
— Вадим? — слышу испуганный голос и возвращаю взгляд к лицу Лизы. — Что ты здесь делаешь?
Она приподнимается, натягивая на себя одеяло, и смотрит насторожено. О, если бы я сам мог ответить, что здесь делаю.
И чувство такое, будто мне пятнадцать и мама застукала меня за просмотром порно. И что ответить? А надо ли вообще что-то отвечать?
Мы сверлим друг друга взглядами, и в глазах Лизы плещется страх с удивлением. Странно видеть ее такой. И снова хочется поверить в эту искренность, но мне ли не знать, как она умеет притворяться.
— Комнатой ошибся, — говорю первое, что приходит в голову.
Точно как нашкодивший пацан. Не настолько я пьян, чтобы перепутать комнаты. И Лиза не верит мне, но молчит, закусив нижнюю губу.
— Вадим, — наконец-то тихо произносит, но с какой-то опаской. Да, вечером мы расстались не очень, только вот не думал, что этой женщине знаком страх.
— Что? — тороплю.
— Я ненавидела тебя еще до твоего рождения, понимаешь? Но я была ребенком, у которого второй раз отобрали шанс на нормальную жизнь.
— Ты была очень умным ребенком, как мне говорила Василиса. И куда ты направила свой ум? На месть.
— Я виновата, но хочу все исправить, — Лиза отбрасывает одеяло и поднимается.
— Отца ты к жизни не вернешь. И сейчас не верю я тебе, — отхожу к окну и отворачиваюсь, потому что не могу смотреть на нее в коротких шортах и майке на бретельках. — Ты говоришь, что была ребенком, но сейчас ты взрослый человек. И повзрослела ты давно, а все равно начала свою кампанию «Отомстить и получить». Чьей была идея найти отца, женить и обанкротить фирму?
— Мы все придумали вместе с Филом.
В голове снова вертится вопрос, внятного ответа на который я не надеюсь получить. Но или сейчас, или никогда, потому что я намерен уехать и забыть об этой бабе и обо всем, что с нами было.
— А со мной переспать было твоей идеей или твоего братца?
Слышу вздох со стоном за спиной. Если Лиза солжет, то я пойму. Ночью почему-то острее воспринимаются слова и искренность, с которой они произносятся.
— Фил предлагал мне, но я отказалась. А потом… Потом все получилось как-то само, я сбежала на Ямайку, но ты сам приехал за мной.
— Я приехал не за тобой, а за правдой, — выплевываю сквозь зубы.
Хотя Лиза права, сколько бы я сам это не отрицал. Приехал я именно за ней. И там у меня снова снесло крышу. И сейчас я сам пришел в эту комнату, только черт знает зачем. Явно не за сексом.
— Вадим…
— Хватит! — прерываю и иду к выходу. — Прощай, Лиза. Связываться с тобой будет адвокат отца.
Глава 40 Лиза
Не знаю, что это за чертовщина была, но уснуть я не могла.
Вроде и поговорили, но так ничего и не решили. И прощение, как говорила Рада, пока нам даже не светит. Но я пыталась.
Вадим злится, потом успокаивается и становится похожим на потерянного мальчишку. Пусть пока уедет — не зря же он так упорно меня посылает и прощается со мной.
Я слышу в предрассветных сумерках, как он уходит, но сдерживаю себя, чтобы не выйти и не попросить остаться. Видимо, решает он ехать на машине Миши, а не лететь на самолете. Слышу звук мотора, который в полной тишине все отдаляется и отдаляется, пока вовсе не исчезает.
Только тогда я поднимаюсь и иду в душ. Хватит лежать в кровати и то ли жалеть саму себя, то ли думать ни о чем.
Первым делом, спустившись на кухню, звоню Филу. Он отвечает сонным голосом и сразу спрашивает:
— Дорогая, какого черта тебе не спится?
— Совесть замучила, — отвечаю с сарказмом, и кажется, что голос отдается эхом в пустом доме.
— Да ладно? Тебе знакомо это слово?
Сжимаю чашку. Снова хочется потянуться за сигаретами, но тут же спазм в желудке напоминает, что нельзя.
— Фил, он умер из-за нас.
— Твой муж умер из-за своего больного сердца. Так что не накручивай себя, Лиза. Зато теперь можешь трахаться с сыночком в свое удовольствие. Тебе же вроде понравилось.
Я молчу, не понимая, к чему эти слова. И в них сквозит… ревность?
— Ты где сейчас? — спрашиваю довольно резко.
— Все еще в Москве, а что, соскучилась?
— Очень, — отвечаю в его же манере. — Жди, завтра приеду.
— А почему не сегодня? — Фил все так же смеется, как будто не понимает, что сейчас мне не до шуток.
— Дела, — коротко говорю и, сбросив вызов, швыряю телефон в стену.
Хочу хоть как-то выместить злость, хоть на ни в чем не повинном смартфоне.
А как все было на самом деле? Вопрос Вадима так и крутится в голове. Чья была идея? Я хотела найти свою мать, родную мать. Но Филу я рассказала все, и когда он услышал фамилию людей, которые меня хотели удочерить, сразу начал подводить к тому, чтобы и их задеть.
Миша уже тогда занял нишу в бизнесе Питера, а потом и расширяться начал. Неужели Вадим смог посеять во мне сомнение в человеке, которому я пятнадцать лет почти безоговорочно доверяла?
Я должна во всем разобраться сама.
Нет больше злости, не хочется отомстить — осталась одна боль.
Я выхожу из дома и снова еду в центр города. Сейчас мне не нужны книги, не нужен чай, а нужен сам Генрих Львович.
Мне везет — он в одиночестве в помещении и очень рад моему появлению.
— Лизонька, — выходит он в зал, — давно не заходила.
— Отдыхала, — натянуто улыбаюсь, не зная, как начать разговор.
Не знала, что будет так сложно. Я ненавидела мужчину, забравшего у меня мать, а в итоге он такой… Такой открытый, улыбчивый, простой.
— Может, чая выпьем? — предлагает старик, явно соскучившийся по общению.
— Давайте.
Он опять вешает табличку «Закрыто» и, повернув ключи, предлагает пройти за ним в подсобку.
Я не знаю, с чего начать разговор, но все-таки решаюсь, когда Генрих Львович ставит передо мной чашку.
— Ваша жена давно умерла? — киваю на фото.
— Ой, Лизонька… Кстати, ее звали так же, вы даже чем-то похожи, — улыбается он. — Уже двенадцать лет как умерла.
