Мы с Эвери стояли молча. Я вдыхал всё тот же неприятный запах и не мог решить, как лучше поступить.
– Понимаете ли в чем дело, – ещё более мягко заговорил врач. – Найти Романа было бы большой победой для нас. Живым или мёртвым. Это ключ к тысячам других имён. Понимаете, о чём я? Вы можете уйти, ничего не сказав. Это ваш выбор. Я не стану мешать.
Эвери посмотрела на меня ни то умоляюще, ни то предостерегая.
– Мы покажем вам место, где видели его в последний раз, – решительно ответил я и ощутил, как ладонь Эвери ещё больнее сжала мою.
Мы вчетвером выбрались на поверхность земли. Я с облегчением вдохнул свежий лесной воздух. Спустя чуть больше часа мы стояли на пороге того дома, где жил старик Хасан.
– Эвери, – обратился к ней Гавриил, – если хочешь, Ким проводит тебя домой. Тебе совсем необязательно подниматься туда с нами.
Ким кивнул.
– Ни за что, – твёрдо сказала она. И только я чувствовал, как она дрожала.
Мы поднимались по слабо освещенным ступенькам, и я отчетливо различал под ногами темные следы крови Ари и Чарли.
Я показал на дверь, Ким с силой её отворил, и вытянул руку с большим револьвером вперед.
Прямо на пороге лежало тело Хасана. Старик был теперь ещё бледнее, чем в день нашей встречи. На его лице застыло выражение внезапного ужаса и боли, глаза были широко открыты и смотрели прямо на Кима, который внимательно осматривал труп под светом фонаря; у искривлённого рта засохла струя крови. Гавриил опустился на колени рядом с ним и стал осматривать карманы его одежды.
– Это не он, – заключил врач. – Тому не больше сорока.
Я кивнул.
– Он должен быть справа.
Ким и Гавриил по очереди переступили через Хасана.
– Одну минуту, – сказал Гавриил и прошёл сквозь темную комнату к окну и распахнул ветхую штору. На низком подоконнике стояла небольшая электрическая лампа. Он зажег её и нам сразу открылась комната точно в таком же виде, в каком мы её оставили.
Врач и его сын увлечённо осматривали второе тело.
Эвери освободила руку из моей и провела ей по лбу. Мы оба задыхались от плотного смрада этого страшного места. Она выглядела напуганной.
– Кто бы не убил их, это к лучшему, – сказал Гавриил, обернувшись к нам. – К лучшему для всех нас.
Эвери схватила меня за плечо, но не успел я повернуться, как она без сознания рухнула на пол.
– Эй, – я опустился и поднял её на руки. – Сердце мира!
Я выбежал в коридор, спотыкаясь о разбросанные на полу тряпки.
Гавриил поспешил за мной.
– Ничего! Ничего! – он вложил мне в руку фляжку с водой. – Это просто обморок от волнения или от запаха. Вынеси её на воздух и дай воды.
Я кивнул и побежал к лестнице.
– Мартин, – окрикнул меня врач. – Я же говорил ей идти домой. Ей здесь не место!
Я, не ответив, помчался вниз и остановился на крыльце. Теперь её голова лежала на моих коленях. Я осторожно открыл ей рот и наклонил флягу, но Эвери открыла глаза и выхватила её у меня из рук. Сделав пару глотков, она села.
Я молчал. Всё внутри меня заледенело.
– Со мной всё хорошо, – сказала она и взяла меня за руку. – Мы должны уходить.
– Попей ещё, – потребовал я.
– Нет, Мартин, ты не понял, всё хорошо. Я сделала вид, что потеряла сознание, чтобы мы вдвоём оказались на улице. Одни, – сказала она вставая.
– Одни? Что это значит?
– Мартин, мы должны уходить, и как можно скорее. С Гавриилом что-то не так. Думаю, и он и Ким мясоеды!
– Эвери, ты о чём? Они ловят мясоедов. Врач спас Ари и Чарли. Он друг твоего отца, в конце концов!
– Просто доверься мне. Я чувствую, что-то не так. Он на самом деле был близким другом отцу и всем нам. Но за два года до своей смерти, как раз когда он оставил идею достроить бункер, отец сказал нам, что Гавриил мёртв. Он был разбит и не хотел говорит о нём.
– Мертв? Почему ты не говорила мне?
– Когда мама заболела и ты привёл его к нам, я ничего не заподозрила. Он сказал, что надолго пропал из наших мест и только недавно вернулся. Потому отец и решил, что он стал жертвой мясоедов.
– Но что теперь тебе не нравится? Даже если твой отец ошибся. Нам остаётся только радоваться.
– Всё это странно! Подумай только. Он исчез и ничего не сказал лучшему другу? А потом вернулся, достроил бункер, организовал отлов мясоедов, это всё без ведома отца? Это было их общее дело. Думаю, между ними что-то произошло. Вот отец и сказал, что тот мертв, и не стал ничего объяснять.
– Эвери, это только догадки, он помогает нам всё это время. Делает огромное дело. Даже если твой отец сдался. Даже если они не смогли продолжать вместе.
– Послушай, – сказала она тверже. – Я понимаю. Но вспомни этот запах в бункере. Очень странный, правда? Так пахло у Хасана. Это запах мяса. Жареного человеческого мяса. И эта женщина, их пленница. Она так смотрела на меня, будто пыталась сказать что-то, предупредить. Я не знаю, как объяснить тебе это, но думаю, бункер отца – это теперь логово мясоедов. Вроде штаба на севере. И теперь, когда они знают, что мы сделали с их человеком, мы должны бежать.
– Сердце мира! – я был парализован смятением. Она говорила страшные вещи, и я не знал, чему верить.
– Послушай, когда он зашёл в темную комнату Хасана, он напрямую, через темноту пошёл к окну, где за шторой стояла лампа. Как он в этой тьме её нашёл, если не бывал там раньше?
– Боже мой, Эвери! – мне казалось, я задыхаюсь от её слов. Я встал.
– Ты веришь мне или нет? – тихо спросила она.
Я смотрел через её слезящиеся глаза прямо в глубину её самой, туда, где рождались все её мысли, светлые или безумные, туда, где жила любовь. И я понимал, что верю этой глубине, и буду верить всегда, в любом случае, в любом мире, какой бы неразумной она не казалась, я буду верить и следовать за ней, куда бы она ни привела меня. И чем пристальнее я всматривался в эту глубину, тем чётче я мог видеть у самых её истоков самого себя, таким же наивным взором смотрящего на мир её глазами. И в тот самый момент я знал, что и она видит себя во мне. И я наконец понял, где и как существует бесконечность, о которой так увлечённо когда-то говорил Лев, о которой тысячелетиями спорили мудрецы. Она оказалась куда ближе, чем я думал: прямо передо мной. Меня вдруг захлестнуло волной безудержного счастья, несмотря на угрожающий мир вокруг, мне захотелось петь и танцевать от того, что я наконец всё понял, всё осознал. Я нашёл сначала её, в неизвестном, потерянном городе, а теперь нашёл себя в ней.
Я, улыбаясь сердцем и душой, закрыл глаза и поцеловал её, будто целовал в последний раз. И я, человек, всю жизнь склонявший голову перед всемогуществом Бога, теперь впервые увидел, где на самом деле берёт начало свет. Там, где бесконечность целует бесконечность, а та целует её в ответ.
