– Сколько нам ещё прятаться по домам? Арабелла не готова к такой жестокости. Я не готов.
– Он дьявол, потому и не знает жалости, – тихо сказал Михаил, стоящий у стены.
Он был бледен, хмур, но по прежнему прям. В его помутневшем взгляде невозможно было прочитать ни мысли, ни даже чувства. Он будто заледенел и остался навсегда безразличным.
– Все эти бедные люди, что с ним, всё равно, что спят, под влиянием его змеиного взгляда. Подчиняются ему против воли, – голос Михаила походил на еле различимое шипение.
– Они безмозглые бараны! Стадо животных, – громко и горячо сказал Оливер.
– Надеюсь, так и есть, Михаил, – сказал Элвис, не обращая внимания на брата. Он, в отличии от остальных, выглядел и звучал куда более обыденно. Старший брат канцлера сидел в старом мягком кресле, скрестив ноги, наслаждался тёплым вечером и пальцами расчесывал бороду.
– Не знаю, как вы, а я заранее прощаю всех этих людей. Тем более, если они и правда действуют подневольно.
– Я посмотрю, что останется от твоего прощения, когда они и до тебя доберутся, – процедил Оливер, не отрывая глаз от пыльной поверхности стола.
– Полагаю именно этого и хотел бы от нас Селвин. Это ведь величайший дар любви – прощение. Более того, я убеждён, что однажды и я окажусь в их лапах. Поэтому и выбираю простить уже сегодня.
На этот раз Элвису никто не ответил, но он и не нуждался в одобрении. Я смотрела на него сквозь грязное окно и видела что-то несомненно большее, чем просто отражение заката в его уставших глазах. В тот самый день я уже точно понимала, что этот человек, может быть надеждой и стать спасением Арабелле.
– Не знаю, чего он от нас хочет, но Создатель явно над нами шутит, – угрюмо сказал Дракон, младший брат Элвиса и Оливера. – Мы ничего не можем. Даже понять, где они и откуда появляются. Как вам это?
Дракон был моложе всех присутствующих. Крепко сложенный мужчина сорока лет с густыми, тёмными бровями и ясными, узкими глазами под ними. Он расслабленно расположился на диване, но выглядел подавленным.
– Ты это к чему? – хмуро отозвался Оливер с другого конца комнаты.
– Я к тому, что соблазн сдаться никогда не был так велик, да? Мы ведь могли бы обратиться к людям, попросить Хранителя отдать им ключ. Так ведь нельзя. Люди страдают и гибнут. Завтра на их месте можем оказаться и мы, – ответил Дракон. Оливер поднял на него суровый взгляд, но раньше, чем он успел что-то сказать, в разговор вмешался третий брат.
– Ты прав. Но видится мне, создатель проверят нас. Мы должны показать Симону, что нас не запугать, мы останемся верными, не предадим её, что бы не случилось. Ничего не происходит без причины. Без Его плана.
– Не знаю, что и сказать, если таков Его план, – ответил младший брат.
– Не смей даже думать так! – неожиданно громко рявкнул средний.
– Теперь и думать мне запретишь? – вздрогнув ответил Дракон.
– Не в моем доме! Мы останемся верными Селвину и его закону. Если у тебя другие мысли на этот счёт, то тебе здесь не место. Как и в Майме! – от рёва Оливера дрожали тонкие стены дома.
Дракон поднял брови, но сказать ничего не успел. Михаил подошёл к Оливеру и положил руку ему на плечо.
– Этот человек забрал у меня сына, – протянул он. – Мартина уже не вернуть, но во мне не сомневайтесь. Я избавлю вас от Симона. Я сделаю для этого всё. Однажды настанет день, когда его здесь не будет, – он смотрел своим стеклянным взглядом поочерёдно на всех трёх братьев. – Верьте в меня, даже когда не останется сил верить в кого-то ещё, даже в самый тёмный час. Ничто меня не остановит.
Оливер коротко кивнул, за ним и Элвис, а Дракон молча продолжил смотреть за окно, куда-то, откуда спускались сумерки и холодные ветра, где, будто невидимые, бродили Симоновцы, в поисках новых жертв.
Глава 2
Прости меня, малыш Чарли
Ветхий, деревянный, но все ещё крепкий и уютный дом одиноко стоял на берегу. Так близко к воде, что сильные ветра нередко приносили брызги к его окнам.
Однажды утром, когда Мартин, уставший, со спутанными волосами и бородой, вышел на крыльцо, прислонился к деревянным перилам, которые заскрипели под его весом, и вдохнул свежего, влажного воздуха, в стороне леса ему показалось движение. Он тут же выпрямился.
– Лев! – несколько раз позвал он.
К нему вышел Смотритель, пухлый, коренастый и неопрятный мужчина. Он недовольно протёр глаза.
– Смотри туда. Кто это может быть?
– Где?
– Вон там, что-то движется. Может звери какие?
Лев прищурился.
– Да нет, люди вроде, – ответил Лев. – Гости у нас.
– Ты почему такой спокойный? Не нужны нам гости здесь. Надо прятаться, – возмутился Мартин.
– Да кого нам бояться? Мы с тобой меж двух огней. Никому не вредили, при этом всеми обиженные. Скрывать нам нечего.
Мартин пожал плечами и опустился на ступеньки.
– Что, так и будем сидеть и ждать? – спросил он.
– Ты как хочешь, а я никуда сбегать не собираюсь, – ответил Лев и сел рядом.
– Откуда только кому-то известно, что мы здесь?
– Может они и не к нам. Как знать? Давай подождём.
Мартин что-то пробурчал себе под нос, нервно накручивая на палец травинку. Так и сидели они молча в ожидании незваных гостей. Когда те приблизились настолько, что видны были их силуэты, Мартин снова вскочил.
– Да там же грызуны! Смотри!
Этих зверей Мартин не видел с того самого дня, как вернулся в Арабеллу, а значит уже почти два года. Сердце его жалобно сжалось от нахлынувших волной воспоминаний о прошлой жизни, о которой он непрерывно и мучительно грезил. Жизнь та была бедной, голодной и тревожной, но в то же время полной горячей любви, той, что согревала даже самыми холодными ночами. Чёрные, как угли, стройные и грациозные грызуны тут же напомнили ему о тех днях, и ноги его ослабли. Рядом с грызунами шли люди, которых Мартин немного времени спустя несомненно узнал. Он хотел бежать к ним навстречу, но тело не слушалось, и он еле удерживал себя, держась двумя руками за дерево.
Мартин жил без них уже третий год и время непременно его меняло, но не так, как их. Кудряшка стала высокой, её кудрявые волосы теперь были совсем коротко сострижены, кожа стала еще бледнее, глаза наполнились алыми сосудами и неким подобием печали, которое Мартин так не хотел видеть. Она теперь стала похожей на Эвери, как её отражение. Чарли тоже вырос и стал широким в плечах; волосы, казалось, стали ещё чернее. Ари же несильно изменился в росте, волосы его, прямые и белые, были заплетены в косу, в глазах, как и прежде, грусть сливалась с добротой, а Давид, сидящий верхом на крупном грызуне, вообще изменился до неузнаваемости. Вся эта процессия стремительно направлялась прямо к дому. Прошлое, от которого Мартин так боязливо бежал и скрывался, теперь отыскало его и не оставило шанса избежать встречи.
