– Но ведь если люди суют нос в твои дела, это значит, что они за тебя беспокоятся. Значит им не плевать на то, где ты и что с тобой происходит, разве не так? Я думаю, что самое страшное – это когда о тебе вообще никто никогда не тревожится. Ты понимаешь, что абсолютно никому не нужен и что с тобой может случиться все, что угодно: и никто об этом пожалеет, никто не предостережет, не даст тебе дельного совета.
– Может быть, – серьезно ответил Влад. Саше всегда нравилось в нем, что он говорил с ней предельно серьезно, иногда забывая что ей всего тринадцать и она не может понять некоторые вещи. – А еще бывает, что людям плевать на то, что ты на самом деле чувствуешь. Им важно, чтобы происходящее было не правильно, а по закону: по их собственному закону. Им чихать, что, например, для тебя сны – это отдушина, верно? Но их волнует сколько ты спишь и почему. И чтобы непременно ты всегда была веселая и счастливая, улыбалась по команде, раз – два!
Наверное, Владлен был прав. Маме Саша никогда бы не рассказала про сны, ведь, кажется, мать ставила своей целью сделать так, чтобы Саше никогда не было хорошо. Зачем иначе она оставила ее в этой идиотской школе, зачем постоянно говорила эти мерзкие вещи, зачем давила – так, что у Саши на глазах вечно появлялись слезы? Если бы она узнала о том, как Саше хорошо, наверняка упрятала бы ее в психическую больницу и на всю жизнь. А, может, поила бы кофе так часто, чтобы Саша никогда больше не смогла видеть снов и умерла бы дней через двенадцать – или сколько там человек может продержаться без сна?
– Поверь мне, есть огромная разница между заботой и желанием совать нос в чужие дела. Моя мама, например, никогда этой разницы не замечала. Все это… – Влад поморщился от неприятных воспоминаний. – «Влад, ты кушал?» «А что ты кушал?» «А ты сегодня идешь на пары?» «Влад, не уезжай, куда ты денешься? Позвони мне сегодня вечером.» «Шапку надел? Чтобы непременно надел свитер, когда пойдешь на открытие выставки.» – Фу, черт возьми. Одно и то же постоянно.
– Зато ей совершенно точно не плевать. Моя мама, когда я ей сказала, что меня травят в школе, посоветовала перестать быть нюней и бить кулаком в лицо. А потом сама же и ругала меня за то, что ее вызвали к директору, когда я подралась с одноклассницей.
– Наверное, она думает, что сбегать – стыдно, – ответил Влад. – Что если ты сбегаешь от того, что тебе не нравится, то ты – трус. Мне кажется, это неправильно. Понимаешь, лучше вовремя сбежать и потом жить спокойно, чем выдержать все это, пройти через огонь, воду и медные трубы, закалиться – а потом просыпаться от того, что тебе приснился кошмар. Проще уйти, чем потом жалеть об этом всю жизнь. Я думаю, так.
– А моя мама думает по-другому. Я нашла очень хорошую школу, давно, классе в пятом, наверное. В Марьиной роще. Позвонила туда, спросила, можно ли мне перевестись – там были такие добрые преподаватели. Говорили, что знают меня, ведь я стала одним из самых активных читателей в Москве, и что такую девочку непременно возьмут. А мама отказалась. Сказала, что сбегать туда, где тебя никто не ждет – это трусость. И одноклассники эти еще…
– Ну и наплюй ты на этих идиотов! – Влад рассмеялся. – Кому нужны их жалкие потуги сделать пресную постную жизнь чуть интереснее, если ты путешествуешь по снам? Я бы на твоем месте разыскал их кошмары в Библиотеке и устроил им прекрасную киноночь. Чтобы у них потом тряслись поджилки от одного твоего имени. Это, правда, туристская фишка, но тем не менее. Я бы сделал именно так.
– Ну, не знаю, – протянула Саша. – Я не настолько злая и испорченная. Пусть они просто оставят меня в покое – а я отвечу им тем же. Можно еще чаю?
– Попробуй сама призвать чайник. Это просто: нужно только сконцентрироваться. Представь, как он летит и наливает чай. Ты спокойна, ты – продолжение его продолжение, – и все.
Саша выдохнула и начала представлять себе, как чайник отрывается от земли, как он летит… Чайник, неловко завалившись набок, как раздавленная на дороге лягушка, дернулся в одну, в другую сторону и, перелив воду через край одной чашки, упал и разбился. Влад совершенно искренне захлопал в ладоши. На его лице был написан такой восторг, что Саша и забыла думать о своей неудаче.
– Для первого раза ты просто молодец. Когда я попытался впервые раз поджечь сигарету без помощи зажигалки, взметнулся столп огня и опалил все брови. У тебя определенно есть к этому способности, нужна только практика.
Они сидели на крыше, любуясь закатом, и пили чай. И в этот момент Саша ощутила себя на своем месте.
Глава 19
Торговля снами
На Рынке сегодня было людно. Если так можно сказать про место, куда люди заглядывают раз в никогда: никто не любит иметь дело с загадочными тёмными существами. И неудивительно: хоть на Рынке и существовал негласный договор, согласно которому ни одно существо не может причинить вреда другому, легко можно было найти способ его обойти. Существа этим пользовались и раз за разом впихивали алчным, повернутым на мести, богатстве и других мелочных проблемах людишкам зачарованные мечи, отбирающие души, съедающие рассудок маленькие шкатулочки и проклятые книги. Откроешь такую – и всю жизнь будешь только читать. До самой смерти. И, главное, проснуться невозможно – так и проживешь всю жизнь во снах, теряя возможность насладиться здешними красотами.
Вдоль торговых рядов, разговаривая о чем-то своем, шли двое. Черноволосый мужчина был в приподнятом настроении. Вытирая нос рукавом расписной рубашки в турецких огурцах, он что-то рассказывал своей спутнице: рыжей кудрявой девчонке в джинсовой куртке. Честно говоря, если бы это происходило в реальном мире, сердобольные продавцы уже вызвали бы полицию: на старшего брата или отца этот мужчина походил… никак. Рыжая девочка внимательно его слушала и кивала головой, крепко держа его за руку. Здешние торговцы не вмешивались. Ну, гуляют себе и гуляют. В конце концов, это люди с их проблемами и их преступлениями. Девчонкой больше, девчонкой меньше, какая разница? Между тем мужчина распалялся и размахивал руками, обаятельно улыбаясь, а девчонка его слушала, думая о чем-то своем.
– … а потом, представляешь, я посмотрел на самого себя в зеркале. И только тогда понял, что я во сне.
– А почему надо смотреть именно в зеркало? – спросила Саша.
Честно говоря, от нынешней экспедиции на рынок она была не в восторге. У нее дико болели ноги, – натерла после длинной пробежки по заброшенному парку аттракционов. Наступать на пятки было больно, и она плелась по дороге, уже отсчитывая минуты до того, пока Влад совершит свою сделку, и они полетят – в пределах Рынка летать было запрещено, в конце концов, должны жездесь предусматриваться законы гравитации и четырех измерений – домой. Пить чай, играть на гитаре и смотреть идиотские старые боевики главной роли с непобедимыми американскими актерами, не расстающимися с большой пушкой. Может быть, Владлен вытащит кассеты из своего огромного сборника, и они послушают особую музыку – музыку снов. Ту, что играет у людей в головах, когда они ложатся спать.
– Потому что во снах ты никогда не отразишься в зеркале правильно. Дело в том, что твой мозг никогда не может запомнить, как ты выглядишь. – разглагольствовал Влад учительским тоном, подняв кверху большой палец, словно он читал ей лекцию, а не собирался провернуть сомнительную сделку на Рынке. – В зеркале всегда будет отображаться какая-то ерунда. Там, три руки, две головы, один глаз… У моего отражения почему-то обычно нет носа. Так что не смотрись в зеркало, пока спишь, если не хочешь от страха схватить инфаркт.
