Владлен и Саша лавировали между прилавками, словно они зашли на самую обычную барахолку. Влад приценился к пластинкам с сонной музыкой, которыми торговал пожилой Летчик, поспорил с одним из доппельгангеров о том, приемлемо ли так завышать цену за статуэтку Президента – и как она вообще оказалась на Рынке, где большинство покупателей тёмные твари? – словом, чувствовал себя как дома. Его не смущало, что ни один из продавцов не был человеком, он даже не смотрел, сколько у них ног и рук. Словно действительно пришел на Эрмитаж или на Горбушку.
Саша следовала за ним, стараясь не смотреть ни на кого в толпе. В отличие от Владлена, у которого не было волшебных очков, она видела настоящие лица всех этих тварей, и их вида тряслись поджилки. Словно какой-то очень плохой художник решил изобразить сборище народу, но он забыл о некоторых ключевых деталях. Саша помнила, что в прошлый раз на Рынке ей ничего не сделали, но страх все равно просыпался где-то в глубине души, заставляя сердце уходить в пятки.
Наконец, Владлен нашел, что искал: в глубине Рынка, в левом крыле, между продавцом ручных шишиг и веселым рыбаком, который торговал консервами из проглотов, стоял доппельгангер с пустыми банками. Сашу всегда интересовало, как выглядят доппельгангеры, если они не могут принять облик жертвы – и в этот раз она получила ответ.
Чудище выглядело… никак. Человек не высокого и не низкого роста, не худой и не толстый, с постоянно меняющимися чертами лица, которые попросту невозможно было запомнить. Увидев Влада, продавец помахал ему рукой.
– А, человеческий ребенок, – доппельгангер усмехнулся, но ни в кого превращаться не стал, так и оставшись в своей истинной форме. – Нашел себе Младшую?
– Она мне не младшая, она мой друг, – ответил Влад, вытаскивая из тяжеленного безразмерного туристского рюкзака стеклянные банки. – На друзьях нельзя жениться.
– По мне, неплохая Младшая у тебя, – спокойно ответил доппельгангер. – Не будь она человеком, сам бы женился.
Существо высунуло длинный, метровый язык и громко захохотал постоянно меняющимся голосом, показывая все восемь рядов своих длинных и острых зубов. Саша поежилась и прижалась поближе к Владу.
– А вообще она страшный человек, – вдруг сказал доппельгангер. – Двоих наших уже убила и осталась в живых. Я своей Младшей и детенышам сказал, чтобы они пока держались от метро подальше.
– А как в школу? И на работу?
– Младшая моя библиотекарем работает, – объяснил монстр, почесывая затылок. Учитывая, что длина волос на затылке постоянно менялась, сделать это было сложновато. – А детенышей до школы летчики подбросят, все равно они дружат. Не люблю летчиков, но это так, между нами. Носятся, куда не попадя. Иногда возьмешь в кредит машину, так непременно какой-нибудь летчик не разберется и вмажется прямо в лобовое стекло, и не поймешь – платить штраф или нет. Они вроде бы как мы, разумные, а вроде совсем не соображают. И едят исключительно страхи акрофобов. Гурманы, черт их дери. Ладно, что-то я заболтался. Что у тебя сегодня?
– Концентрированный страх. Собственный. – гордо объявил Влад, тыча острым худым пальцем в стеклянные пятилитровые банки. – Несколько недель собирал.
– Так-так-так. Сейчас посмотрим, – доппельгангер надел очки. Палец его, то толстый, как шар, то худой, заскользил по банкам. Он снимал с них крышки и принюхивался удлинившимся на метр носом. – Кошмары про санитаров просто отличные, мне очень нравится. Острая нотка сюрреализма придает особый вкус. Такой, с перчинкой. Эти возьму по десять советских рублей за банку. Насчет кошмаров про школьную травлю – это фастфуд, извиняй. Больше, чем за три рубля, не возьму.
– Бери по шесть, не пожалеешь, – торговался Влад. – Там такой сочный сон! Крики, избиение, макание головой в унитаз. Первый сорт, я тебе говорю.
– Ладно, – скучающе протянул доппельгангер. – Возьму за пять. Согласен? Итого с меня пятьдесят рублей. Накину еще два, как постоянному клиенту. Идет?
– Идет, конечно, – обрадовался Влад.
Доппельгангер достал кошелек и отсчитал Владлену пять новеньких блестящих купюр. Саша взяла одну в руки и в который раз удивилась: изображение на купюре было живым. Профилю Ленина кто-то пририсовал усы, и теперь Ильич нецензурно ругался, пытаясь их оторвать.
– До встречи, – Владлен убрал купюры в бумажник и пожал доппельгангеру руку. – Приятно иметь с тобой дело.
– Да и ты заходи почаще, человеческое дитя, – криво улыбнулся доппельгангер. Почти как люди, но все равно неправильно. – Больно вкусные сны у тебя.
Влад взял Сашу за руку, и они продолжили шататься по рынку. Влад снова вернулся к пластинкам, которые толкал худощавый подросток-Парацельс, и теперь неторопливо перебирал блестящие, переливающиеся красками психоделичной расцветки конверты.
– Ты бери, бери, – зачастил Парацельс. – По рублю отдам.
– Ну, брат, у тебя тут одна попса, – не согласился Влад. – Вон, шлягеры про любовь к страху, я такого уже наслушался. А фолк какой-нибудь есть?
– Был вроде, – Парацельс принялся шустро перебирать картонные конверты цепкими пальцами. – Кто-то завез недавно партию Боба Дилана. Умер какой-то старикашка, его фанат, и теперь разбазариваем огромную коллекцию старых концертных записей. Такое в реальном мире даже не найдешь. Рубль за штуку, ну…
– Пожалуй, куплю парочку, – сдался Влад.
Сунув в рюкзак новые пластинки, Влад направился к выходу. Больше искать он, видимо, ничего не собирался. У центрального выхода терлась толпа доппельгангеров-подростков, и Саша с Владом решили пойти другой дорогой: на выходе с Рынка нейтралитет соблюдали не всегда, а устраивать драку в таком странном и хорошем месте попросту не хотелось.
– Ну, Номид, ну, барыга, – бурчал Влад себе под ноги. – У меня его сосед кошмары про школу за восемь рублей покупал. Обокрасть он меня решил, что ли?
– У доппельгангеров есть имена? – удивилась Саша. – Да еще и человеческие?
– Не совсем человеческие, – ответил Владлен, помахивая зажженной сигаретой. – Они же по сути зеркальные отражения людей, вот и называют их соответственно. Справа налево, а не наоборот.
– А почему они тебя не пытались обмануть? Да еще и так доброжелательно разговаривали. Называли так странно: «человеческое дитя», хотя тебе уже тридцать три.
Владлен расхохотался, гулко и по-доброму, так, что на них даже обернулись.
– Они меня помнят еще совсем маленьким, особенно Номид. Я, когда только попал в этот мир и вообще не знал, что происходит, быстро понял, что тут свои правила. Ни тебе купить нормальной еды в магазине, ни послушать какие-нибудь необыкновенные пластинки. Или вот, например, мой рюкзак. Сто рублей на него угрохал, зато помещается абсолютно все. Хоть дом туда можно засунуть. Люди таких вещей не делают.
– И сколько тебе было, когда ты в первый раз пошел торговать своими кошмарами на Рынок?
– Пятнадцать. Был чуть постарше тебя. Первое время было страшно, конечно: ходят безумные твари, щелкают зубами… Был один сварливый доппельгангер, как меня видел – сразу увеличивался в размерах, превращался в жуткую пародию на мою учительницу по математике в школе и ревел, что сейчас заставит меня решать задания с квадратными уравнениями. Сколько страху я тогда натерпелся!
