Тот, похоже не осознавал где находится, и даже не поднял на Сашу взгляда, когда она схватила его за руку. Он вяло перебирал ногами, не заботясь о том, что Саша могла остаться в круге навечно. Она со злости толкнула Влада вперед – и упала за ним, вырвавшись за пределы зачарованного пространства.
Оставшись без добычи, доппельнгангеры завизжали, но ничего не успели сделать: Саша, держа Влада за руку, неслась за Альбертом Андреевичем. Момент – и они на улице. Еще секунда – и они несутся обратно к микроавтобусу.
– Уходите прочь, люди! – взревел Памятник, и в пяти сантиметрах от автобуса топнул ногой. На асфальте остался отпечаток. – Вон!
Эрик газанул, и микроавтобус умчался прочь.
Глава 32
И снова троллейбус
Автобус несся на полной скорости, подпрыгивая на ухабах. Залитый кровью Атеист охал, лежа на диванчике.
– Черт возьми, я так и знал, что нельзя было в это соваться, – ныл он. – Этот чертов памятник меня по носу щелкнул! Чуть мозги последние не выбил, а у меня завтра пересдача по инженерной графике, и как я туда пойду, такой красивый?
– Тихо, – пробормотал Рок-н-ролльщик, аккуратно прохаживаясь по ране ватой. – Это просто ссадина, ничего такого. Сотрясение, возможно, есть, так что подумай о том, чтобы его не было, когда проснешься дома.
– Легко сказать, подумай, когда так башка болит, – проныл Атеист.
Саше все еще было жутко от того, что происходило. Она всегда знала, что мир снов не самое мирное место для прогулок, но чтобы так… Памятник мог убить кого-то из туристов. Доппельгангеры могли съесть Влада. Неужели Атеист был все-таки прав, и Влад шел на осознанное самоубийство?! Ничего не хотелось делать, – только свернуться калачиком и заплакать.
– Возьми, Революционерка, – Альберт Андреевич дал ей таблетку «Корвалола». – Положи под язык и успокойся. Ты хорошо держалась, хотя тебе всего тринадцать. Мало кто, когда впервые видит ритуал поедания души, может не напрудить в штанцы.
– Это был ритуал поедания души?! – у Саши подкосились ноги. – А как… а что… а неужели…
– Успокойся и выпей «Корвалол», – мягко сказал Альберт Андреевич. – Ритуал поедания души заканчивается, когда доппельгангеры обступают жертву вплотную. Мы успели вовремя. А теперь иди и делай то, ради чего ты попросила помощи.
– А если он меня не будет слушать…
– Значит, заставь! – прикрикнул на нее Альберт Андреевич. – Ты уже через многое прошла, не будь трусихой. Ради того, чтобы ты смогла, понимаешь, поговорить со своим ненаглядным, Атеист чуть не лишился головы. Так что руки в ноги и вперед.
Микроавтобус приехал к дому Альберта Андреевича, и все вышли на улицу. Атеист причитал, что никогда больше не ввяжется в подобные приключения и все потирал голову, ссадина на которой давно уже исчезла без следа. Эрик разговаривал о чем-то с руководителем, экспрессивно махая руками. Рок-н-ролльщик уселся прямо на траву и листал какой-то песенник.
Пора. Они с Владом остались одни, и медлить больше было нельзя.
– Влад… Владик…
Но Влад не слышал ее, – он все сидел на полу и рассматривал злосчастную книгу. Сашка посмотрела ему в глаза и ужаснулась: раньше они горели зеленью, а теперь совершенно поблекли и взгляд был мутный, как тогда, в психушке. Он неотрывно глядел на одну и ту же страницу, не перелистывая ее. Саша заглянула ему через плечо и чудом не сдержала слезы.
«Сны Владлена Комиссарова» – гласила надпись на корешке. А на страницах были они с Владом. Танцевали на улице, катались с ледяной горки, купались в озере. Саша в купальнике – в сознании Влада она была ярко-ярко-рыжая и как будто светилась изнутри – брызгалась и громко визжала от радости.
Не выдержав, она захлопнула книгу, и это, кажется, привело Владлена в чувство. Он непонимающе моргнул, тряхнул черными кудрями и уставился на Сашу так, как будто видел ее в первый раз.
– Чего тебе нужно? Ты не захотела со мной общаться, вот теперь и получай, – обиженно сказал он.
Какой же он все-таки ребенок, подумала Саша. Маленький ребенок, который лишился подруги и изо всех сил делает вид, что ему море по колено. Оказывается, Влад тоже умеет играть в эти игры, когда говоришь не то, что думаешь – или он так думал на самом деле? От звука его голоса, как Саша и боялась, на сердце стало очень-очень больно, и она зажмурилась, чтобы не заплакать.
– Я пришла с тобой поговорить.
– О чем нам с тобой разговаривать, Сашок? – Влад грустно улыбнулся. – Ты все правильно сказала тогда, в психушке. Ты умная, светлая, у тебя все впереди, целая жизнь. Поменяешь школу, подрастешь, найдешь себе новых друзей и тебе будет совершенно побоку на какого-то вечно грустного сумасшедшего взрослого мужика.
– Не говори так, Влад. Я действительно зря сказала тогда это все. Просто, понимаешь, – заготовленные давно слова вылетали у нее из горла, как будто заученные наизусть. – Я не хотела тебя обидеть. Ты был моим лучшим другом – моей родственной душой, если хочешь – и таким останешься на всю оставшуюся жизнь. Ты не поверишь, как мне было плохо все это время. Как будто…
– … от твоего сердца отрезали кусок, – тихо сказал Владлен. – Прости меня, Саш. За то, что я сказал тогда. Я не хотел вовсе, чтобы ты уходила: у меня так давно не было друзей. Наверное, это я виноват. Я был так ослеплен нашей дружбой, что верил, главное – это сны. И твое мнение меня вовсе не интересовало. Мне было плевать, что скажет психиатр, плевать, что у тебя начались проблемы по учебе и с семьей, главное, что ты, такая яркая, такая необыкновенная, рядом со мной.
– Но сны так и останутся снами, Владик. Разве ты бы не хотел, чтобы я была с тобой все время – только в реальности?
– Фу, реальность, – выдохнул Влад как-то очень вяло. – Мне было так плохо без тебя, Саш. Я не мог ни о чем думать, хотел даже, чтобы у меня душу вырвали – без души не будет чувств и воспоминаний, а без них не бывает боли, верно? Я так хотел все вернуть, ежеминутно, ежесекундно думал, что бы я сказал… Ты никогда меня не простишь, правда?
– Это ты никогда меня не простишь, – выдохнула Саша… и заплакала.
Она редко плакала навзрыд, от этого мама отучила ее еще в раннем детстве. В основном, если Саша плакала, никто, кроме самой Саши, не мог этого понять: у нее даже не менялся голос. Ее выдавали только слезы, катившиеся по лицу. Но в этот раз все было по-другому. Не могла она больше сдерживаться и ревела, ревела в голос, освобождая все накопившееся. Она так много хотела рассказать Владу: и про неизбывную, беспримесную тоску, что появилась у нее после их ссоры, и про то, как ей было плохо, ведь Влад приручил ее, дикую, шугающуюся ото всех – а потом бросил. Саша многое хотела сказать, но из горла выходили только рыдания.
– Саш, ну ты чего, как маленькая, все же хорошо, все в порядке, – Влад обнял ее, и обнял так крепко, что у девочки сперло дыхание.
Руки Влада дрожали, и неожиданно Саша поняла, что он тоже плачет. Взрослый мужчина обнимал ее и плакал, тихо, почти неслышно. Они прижались друг к другу лбами – для этого Владу пришлось согнуться в три погибели – и закрыли глаза. И какое-то время Саша ощущала только биение чужого сердца и теплую руку, поглаживающую ее волосы.
