Пламя светится гораздо меньше. Почти погасло…
Не паниковать?
Сила здесь – не союзник. Вероятно, сопротивление только усугубляет положение. В голову приходит не самая лучшая, но единственная идея – расслабиться.
– Хорошая мысль, – голос из-за спины разбивает угнетающую тишину.
Я дергаюсь в сторону, чтобы обернуться. Тьма стремится раздавить…
– Плохая мысль, – голос звучит за левым ухом. Совсем рядом.
Сердце колотится. Оно готово пробить грудную клетку. Вырваться и унестись подальше отсюда.
Отсюда…
Внутри закипает раздражение от собственной беспомощности. Свечение пропадает, оставляя меня в темноте. Совершенно одного. Или…
– Прими ее, – обдав ухо теплым дыханием, ласково шепчет голос.
Женский голос.
– Что принять?! – боль в теле становится невыносимой и вынуждает кричать. Вот-вот не выдержат кости и вонзятся осколками в мышцы, разорвут артерии, сухожилия…
Невидимый пресс. Утилизация души? Выходит, и Ада не заслужил… Просто сотрут в порошок.
Сотрут в Ничто.
– Что принять… – повторяет эхо.
Собраться и расслабиться… Есть старый способ – счет.
Я выдыхаю.
– Один… Два… Три… Четыре… Пять… Шесть…
Представляю цифры, их цвета, размеры и формы. Переключаю внимание с внешнего агрессора.
– Семь… Восемь… Девять…
Напряжение отступает, как и тьма. Боли нет. Наплывают волны покоя и умиротворения.
– Десять…
Свобода.
Пламя вспыхивает ярче прежнего, и чтобы лучше его рассмотреть, я подношу руки к лицу. Никакого жара или хотя бы тепла – сплошной холод. Возвращается приятное покалывание…
– Умница, Крис, – хвалит удовлетворенный женский голос. – Ты должен принять ее…
* * *
– Крис! Что ж такое… Молодой человек! Вызовите скорую! Пожалуйста!
Святослав?
Надо мной стоит уставшего вида парень и тычет пальцем в телефон. Святослав рядом. Испуганно на меня поглядывает.
Замечает, что я прихожу в сознание.
– Очнулся! Очнулся… Ну слава Богу! – радостно восклицает он.
– Не надо скорую. Все нормально, – я сажусь и обхватываю голову руками.
– Точно? Я думаю, лучше вызвать, – парень стоит на своем.
– Не надо, я сказал.
Получается грубовато, но мне плевать. Виски пульсируют, отдают ноющей болью, глаза щиплет. Жутко хочется пить.
И выпить.
– Можно и повежливей… – обиженно бубнит парень и заходит в парадную. Удача все-таки решила заглянуть ко мне на огонек.
На огонек…
– Дверь подержи! – я машу рукой Святославу и осторожно приподнимаюсь со скамейки.
Ноги слушаются, голова не кружится. Жизнь, вроде бы, продолжается.
Я совершенно точно схожу с ума. Лечу в пропасть, из которой не выкарабкаться. Печально. Но что это… Шизофрения?
– Не вешай нос.
Моя шизофрения говорит мне не вешать нос…
Но говорит мягко, стараясь не напугать очередным внезапным появлением, хочет приободрить. Почему он так спокоен? Не заметил приступ?
Или Голос и есть причина?
* * *
Попасть ключом в замочную скважину мне удается с энной попытки. Вокруг нее, на металлической пластине, остаются царапины. Такие бывают на дверях пьяниц… Такие есть и на моей.
Святослава я пропускаю вперед.
Три замка – тишина. Покой. Бью ладонью по выключателю в прихожей.
– Разувайся здесь. В душ сходи, если хочешь, а я пока стол организую, – я чувствую прилив сил.
Дома и стены помогают.
– А можно… вещи постирать?
– Конечно, – я понимающе киваю. – Порошок за машинкой стоит, насыпь до половины в левую ячейку и ручку поверни вправо на два деления. Там на змеевике шорты висят с футболкой. Свежие.
– Запомнил, спасибо, – он едва заметно улыбается и шаркает в ванную, захватив с собой обувь.
Потертые, потерявшие форму ботинки. От них идет резкий запах чего-то стухшего, сырого.
К запахам я привык.
– Полотенце синее возьми, – говорю я ему вдогонку и плетусь на кухню.
В холодильнике не густо. Мое питание обычно сводится к перекусам, либо к заказу еды. Гостей не люблю. Только Артема и Еву.
Последние шесть яиц трачу на омлет. Соль, перец, приправы. Позавчерашний нарезной хлеб превращается в тосты, а подсохшее шоколадное печенье идет на десерт. Два стакана терпеливо ждут, когда их наполнят. Пара банок с сардинами продолжает лежать на нижней полке – запас на «черный день». Их я не трогаю.
Совсем не густо.
После душа Святослав заметно веселеет. Заходит на кухню – футболка и шорты ему великоваты.
– Садись, чего стоишь-то? – я подталкиваю к нему пуф.
– Пахнет вкусно. А это чего такое?
– Ром. Кубинский, темный. Пьешь такое?
– Когда-то пил… Дорогой он нынче, – задумчиво хмурится.
– Постоянным покупателям скидка, – я усмехаюсь и лью ему немного. – Так или с колой?
– Да, так. Не любитель я газировок, – он садится за стол.
Мы поднимаем наши стаканы…
* * *
Незаметно для себя опустошаем половину бутылки. Сейчас я предпочитаю думать, что она наполовину полна.
Разговоры ни о чем, еда, ром. Кондиция для расспросов достигнута.
– Слушай, – я подливаю в стаканы, – а чем ты занимаешься?
– Я-то? – Святослав мнется. – Да ничем особо… Знаешь, что? Давай ты о себе расскажешь, а потом я о себе?
На это я не очень рассчитывал. Лукавить и опускать некоторые подробности своей биографии, что-то придумывать, чтобы обыграть это, мне не хочется. Слишком кропотливая и путаная работа, к тому же бессмысленная, ведь алкоголь все равно развязывает мне язык.
План трещит по швам и рвется на куски.
Любопытство кошку сгубило… но, удовлетворив его, она воскресла.
Оптимистично.
Если я хочу честности от него, значит должен и сам блеснуть откровением. И либо это сорок градусов «огненной воды» во мне говорят, либо это крайняя степень сумасшествия – я продолжаю чувствовать важность данной встречи.
То, что сейчас происходит, должно происходить. Так нужно.
– А что ты хочешь услышать? – спрашиваю я, прикидывая допустимый уровень тех самых откровений.
