Святослав прищуривается и смотрит куда-то за мою спину. На что-то конкретное, но кроме окна с опущенными жалюзи, там ничего нет.
Я оглядываюсь – совершенно точно ничего нет.
– Ты и сам прекрасно знаешь.
Я пью. Мы пьем.
На что Святослав намекает? На Голос? Он не может о нем знать. Никто не знает.
– Не уверен, что мы думаем об одном и том же, – я ставлю пустой стакан на стол.
– О чем думаешь, о том и расскажи, – лицо Святослава совершенно серьезно. Его единственный глаз сосредоточен на мне.
Доведи до конца то, что начал…
Я вновь наливаю. Хрен с ним… Утыкаюсь взглядом в стакан, постукиваю по нему средним пальцем.
Душа нараспашку.
Решимость
Арн давит на педаль газа. Руль влево – руль вправо. Обгоняет редкие машины, оставаясь для них размытым белым пятном. Он сосредоточенно смотрит на мокрую после дождя дорогу, словно что-то на ней выискивая. Или кого-то. Всегда есть вероятность, что под колеса выскочит пешеход: невнимательный или пьяный. Так же, как и другой автомобиль может вылететь из ниоткуда.
Страховки от дураков не существует.
– Там точно был кто-то еще, – Арн говорит негромко, почти самому себе.
– Да с чего ты это взял? Я никого не видела… И не чувствовала, – Инга быстро пишет в блокноте.
Слова, фразы и предложения чередуются с целыми строками из иероглифов. Шарик черной ручки скользит по бумаге почти без нажима – девушка не хочет, чтобы на страницах под записями что-то отпечаталось. Смешения ей не нужны.
Впереди светофор – только что загорелся красный. Арн сбрасывает скорость, опускает стекло со своей стороны и достает из подлокотника пачку сигарет.
– Знаешь, бывает ощущение, что за тобой кто-то пристально наблюдает? От этого на затылке и спине кожа шевелится, – он останавливает фургон.
Чиркает спичкой – огонь. Затягивается. Держит немного и выдыхает черный густой дым – запах ежевики настигает Ингу.
– А знаешь, кто на такое способен? Это ведь не «Морок» наложить или создать иллюзию. Скрыть себя на всех уровнях чувств под силу только древнему, очень древнему… Существу, – девушка принюхивается, переворачивает страницу и полностью заполняет ее иероглифами.
– Невозможно…
– Я о том же. Так что, скорее всего тебе показалось. Иногда шорох в кустах – это просто шорох в кустах. Ветер или зверушка. Или сухая ветка упала под собственной тяжестью.
Зеленый свет. Арн трогается с места и набирает скорость. В две сильные затяжки докуривает сигарету, а фильтр выкидывает в окно.
– Тогда почему он опять рядом с Побочным, который оказался на пять кварталов дальше указанной точки? И, о чудо, прямо у ног этого типа. А тот сидит себе как ни в чем ни бывало, пялится… Один, ночью, посреди улицы напротив трупа.
– Не в том месте не в то время, – пожимает плечами Инга. – Случайность.
– Все ли случайности случайны?
– Да или нет – неважно. Ты сам сказал, что нам забот хватает, вот и давай думать о них.
Арн бросает взгляд беспрерывно пишущую девушку.
– Что записываешь?
– Формулы, структуры, схемы, инструкции…
– Для кого?
– Для самой себя, – Инга убирает блокнот в бардачок и откидывается на спинку сиденья. – Не хочу больше под «Псевдо». Отвратительная штука. Я, конечно, слышала о нем, но…
Она замолкает и закрывает глаза. Ее левое ухо снова подергивается.
– Да… Не очень приятно, когда роются в твоих мозгах, – мужчина проводит ладонью по бороде. – Эй, почти приехали.
Белый фургон мчится по пустой Дворцовой набережной, минует безлюдное Марсово поле и Летний сад, что возмущенно шелестит сотнями тысяч листьев. Деревья волнуются, предупреждающе шумят кронами и перешептываются друг с другом. Они знают о чем-то, обсуждают тайны, которые оберегают не один десяток лет…
Арн выезжает на набережную Кутузова, сворачивает в переулок, за ним во двор, проезжает через две арки. Налево, направо – очередная арка. За ней скрывается двор-колодец.
Машина стоит в окружении четырех высоких стен из красного кирпича, на каждой из которых расположилось по одному окошку. Совсем небольшие, с желтоватым светом внутри, а на его фоне выделяются темные, неподвижные силуэты.
Ни дверей, ни ворот.
Арн дает длинный гудок и выходит из машины. Звук отскакивает от стен, множится и уносится в ночное небо.
– Кто такой? – ровный голос, лишенный каких-либо эмоций, звучит от силуэта из левого окна.
– Арнвуд и Инга. Первая точка, – отвечает мужчина и ждет в тишине.
Проходит минута, две, три… С набережной слышится надрывистый крик дерущихся чаек.
– Выгружайте Побочных и уезжайте, – голос звучит из того же окна.
– Вы сказали, что это последнее задание, – Арн гневно сжимает кулаки. – И потом нас отправят к Переходу! Наш народ…
– Знай, свое место, конунг! – рявкает силуэт из правого окна. – Или ты забыл уговор? Заткнуться и исполнять нашу волю – это все, что вам дозволено! Иначе, мы сожжем ваши поганые города и перережем глотку каждому его жителю! А вы будете смотреть, как они скулят, давятся вырезанными языками и захлебываются собственной кровью! Ты этого хочешь?!
– Нет… – цедит сквозь зубы мужчина.
– Тогда выгружайте и проваливайте! Указания дадут через два дня, а если с вами никто не свяжется, то считайте это освобождением.
– А как же Переход?! – Инга выскакивает из машины и сверлит взглядом правое окно.
– А что, сами не доберетесь? Покажите чего стоят ваши титулы! Сколько сложено историй о твоих подвигах, Инга! Первая женщина-конунг, да еще и с силой, но вот, ты стоишь и умоляешь нас…
– Я не умоляю! – Инга подается вперед, но Арн хватает ее за руку.
– Не делай глупостей. Просто уйдем, – тихо говорит он.
– Отпусти… – девушка вырывается, садится в машину и вновь берется за блокнот.
Мужчина молча достает из фургона хрипящих Диких, оставляет их на земле посреди двора, мельком следя за присутствием силуэтов. Все на месте. Наблюдают за его действиями, наслаждаются властью.
* * *
У Троицкого моста Арн подъезжает к тротуару и глушит мотор.
– Что будем делать два дня?
– Здесь нельзя парковаться, – замечает Инга.
– И с каких пор мы соблюдаем закон? – Арн приподнимает бровь, предполагая, что это просто придирка из-за скверного настроения девушки.
Она пожимает плечами и смотрит в окно: по Неве ленно плывет пароход с вечеринкой на верхней палубе.
