Хёрд и Барди понимают, что я говорю с Голосом, и в ожидании вопросительно на меня смотрят.
– Эм… – я не совсем уверен в том, что нужно сказать, – Мы можем перекрыть у всех обоняние. Так будет удобнее.
– И как? – Барди приподнимает бровь.
– Нашей кровью.
– Нашей кровью, – повторяю я.
После секундного молчания Существа переглядываются. В их глазах появляется сомнение.
– Хорошо, – произносит Хёрд и на шаг приближается ко мне.
– Не доверяют… Но ты им нужен. На этом и сыграем.
– Ладно, – я напряженно выдыхаю: вновь беспомощная марионетка. Это раздражает.
– Крови много не понадобится, так что палец подойдет.
Режь его, выдавливай сколько сможешь и делай каждому полосу от середины лба до переносицы.
Себе не нужно. Дальше я сам.
Четкая пошаговая инструкция. Жаль, нет буклетика с пронумерованными рисунками. Как у «ИКЕА».
Используйте вашу кровь, чтобы соединить номера 1 и 2.
Используйте Голос, чтобы не ошибиться.
Шаг первый… Шаг второй… Шаг третий…
– Режь.
Лезвие финки с легкостью разрезает подушечку большого пальца.
Как и велел Голос, я оставляю по кровавой полосе на лбах Хёрда и Барди и отхожу назад.
– Дыши медленно. Сосредоточься на ком-нибудь из них и не моргай.
Повинуясь указаниям Голоса, я перевожу взгляд на Хёрда.
Секунда, две, три – ничего. Еще секунда, и начинается быстро нарастающее покалывание в кончиках пальцев. Оно охватывает ладони и почти сразу поднимается по предплечьям. Добирается до локтей и все…
Усиливается. Сотни тысяч игл касаются моих рук. Некоторые проникают под кожу, а некоторые едва касаются ее…
Звон в ушах не сбивает меня. Лишь тревожит.
В глазах темнеет. Сердце перестает биться… Несколько секунд – вновь работает, и на мгновение его первого удара, кожа на лице Хёрда становится прозрачной…
Я вижу каждую его вену.
– Сосредоточься…
Удар – снова появляется кожа, удар – вены, удар – теперь я различаю мышцы.
И вдруг все обрывается. Словно ничего и не было…
Полоса крови на лбу Хёрда бесследно пропадает.
– Неплохо… Всего пятнадцать секунд… Теперь на второго.
Проделав тот же самый «ритуал» с Барди, я ощущаю неимоверную тяжесть в руках ноющую боль в пальцах. К горлу подкатывает тошнота.
От голода?
– Через пару минут пройдет. Спроси, чувствуют ли они что-нибудь.
– Чувствуете что-нибудь? – я неотрывно смотрю на Хёрда, ведь он первым подвергся… Этому.
Он втягивает воздух несколько раз – на его лице появляется удивление.
– Ничего. Хм… Слышал я о таком, но никогда не испытывал.
– Тоже ничего. Абсолютно. Да… Интересно, – Барди тоже не улавливает никаких запахов.
Короткими вдохами через нос я проверяю свое обоняние – ничего.
– Тебе многому предстоит научиться, Крис. А пока иди.
Я прикрою.
Звучит обнадеживающе… Но тогда отчего внутри меня разгорается тревога…
* * *
Барди убирает последнее тело от двери – путь свободен. Первым так же шагает Хёрд. За ним, ступая след в след, иду я. Барди замыкает.
Внутри тихо. Я давно здесь не появлялся, но прекрасно помню, что Эрмитаж и тишина – несопоставимые вещи. Разве что по ночам. Днем же залы наполняются людьми порой настолько, что приходится с огромной ловкостью лавировать между нескончаемыми группами, потоками и одиночными туристами.
Снуют из зала в зал. Фотографируют. Рассеянно слушают экскурсоводов или аудиогид на шее… Мало кто по-настоящему наслаждается искусством, вникает в историю экспонатов и с восхищением проводит долгие часы в музее. Прерваться можно на туалет или на чашку кофе в буфете на первом этаже…
Туристы… Летом к кассам собираются такие длинные очереди, что в некоторые дни они растягиваются до Александровской колонны.
Туристы… Многие из них чересчур шумные. Мы с Варей никогда не могли понять: ругаются они или просто громко говорят. Нам эти иностранцы казались такими странными, иногда смешными и какими-то недосягаемыми…
Но сейчас у касс крайне тихо. Никаких голосов, никаких передвижений. Только безжизненные, вздутые, гниющие тела почти полностью устилают собой пол, местами громоздясь друг на друге.
Между трупами расползается и затекает под них какая-то темно-коричневая жижа… Возможно, рвота, кровь и выделения слились воедино и…
Хорошо, что мы не чувствуем смрад, который явно заполонил собой тут каждую щель.
– Н-да-а-а… – протягивает Хёрд, оценивая обстановку. – Куда идти?
– Налево, – я указываю нужное направление. – Первый поворот направо, а дальше прямо через вестибюль и галерею до центральной лестницы.
– Понял, – Хёрд едва заметно кивает. – Смотрите в оба. Стреляем в крайнем случае.
– Слышь, командир, – усмехается Барди. – Все никак «Егеря» из головы не выкинешь?
– Да… – отвечает задумчиво Хёрд.
– Не парься, скоро исчезнет. Я от этого «Мурома» тоже пока не избавился. «Муром»… Надо ж так обозваться…
– Надо идти, – я понятия не имею, о чем они говорят, но медлить нельзя.
– Да… – Барди хмыкает и перекидывает нож в правую руку.
* * *
В вестибюле на информационной стойке лежит мертвый мужчина с полностью обглоданным предплечьем. Локтевая и лучевая кости переходят в нетронутую Дикими кисть. На других телах видимых повреждений нет, но они порядком сгнившие.
«Ускоренное разложение»… Занятно.
Хёрд идет молча. Барди что-то периодически бубнит себе под нос.
* * *
Иорданская галерея располагается сразу после вестибюля. Два ряда массивных колонн, подпиравших высокие своды, условно разделяют ее на три части, и центральная упирается в широкую лестницу с красной ковровой дорожкой.
Перескочив через турникет между вестибюлем и галереей, мы держимся правой стороны.
Хёрд замедляет шаг и останавливается, касается пальцем своего уха, а затем указывает вперед. Мы застываем на месте и не сразу улавливаем тихие, прерывистые хрипы, судя по которым, где-то затаились несколько Диких.
Вот и первая встреча.
Их четверо. Стоят с запрокинутыми назад головами за одной из колонн на левой стороне. Из открытых ртов, измазанных засохшей кровью, и доносятся хрипы. У всех на шеях висят аудиогиды, а в ногах валяется пара разбитых фотоаппаратов – туристы.
