– Как выглядел снегоход? Может быть, вы запомнили номер?
– Обычный. Четырёхместный. Чёрного цвета. И белая полоса через весь кузов.
Одна из женщин в стороне добавила:
– Трещина у него была на лобовом стекле. Такая, будто камнем кто кинул.
– А номера?
– Не было номеров, Мистер Гарьер. Пусто.
– Ясно, – сказал Макс. – Когда она приезжала последний раз?
– Давно её не было.
Мы переглянулись, и Макс мило ответил:
– Спасибо! Вы нам очень помогли.
Судмедэксперты вынесли на носилках тело. Толпа заохала, некоторые отвернулись и поморщились. Мы с Максом отошли в сторону и стали обсуждать:
– Это уже что-то. Дочь, значит. Почему в записях нигде нет?
– Может, прав лишили? – предположил друг.
– Не думаю. В таком случае, она бы числилась в базах. Предлагаю такой план: проверяем дроны на соседней улице. Благо, двор рядом с цивилизацией. Может быть, и попадётся нам нужный снегоход.
– А ещё надо всё-таки съездить в «Гуарану», – предложил Макс.
– Согласен. Поехали.
Мы распрощались с переполошенными жильцами, вышли со двора на парковку, сели в снегоход и направились к Полицейскому департаменту. Город уже не спал. По тротуарам спешили на работу опаздывающие люди, а снегоходы на специально выделенной для них полосе уже образовали пробку. Нетерпеливый Макс включил мигалку и выехал на встречную полосу, набирая скорость.
– Может помедленнее, гонщик? – раздражённо спросил я, пристёгиваясь.
– Если хочешь, можешь пойти пешком, – огрызнулся он.
Я не ответил. Едущие на встречу снегоходы вежливо прижимались влево, пропуская нас. Наконец, впереди замаячило стеклянно-бетонное здание с кишащим вокруг него роем дронов.
– Как с Гердой? – спросил Макс.
– Не спрашивай… Не клеится у нас в последнее время.
– До сих пор удивляюсь, как тебя угораздило жениться на дочери шефа, – хохотнул друг.
– Ой, не начинай эту песню, ради всего святого, – сказал я и мысленно поблагодарил вселенную, что мы приехали, и больше не нужно выслушивать комментарии Макса.
– Ладно-ладно. Но когда она из тебя всю жизнь высосет, не говори потом, что я тебя не предупреждал.
Я метнул на Макса взгляд, полный ненависти, но тот только улыбнулся, заглушил машину и вышел.
– Пойдём. Будем отчитываться твоему тестю.
На парковке было оживлённо. Я мысленно выругался и вышел вслед за Максом. У самого входа стояла небольшая группа людей с плакатами, скандирующая «Найдите детей».
– Как будто это чем-то делу поможет… – пробормотал я.
– Их можно понять, – пожал плечами Макс. – Им хочется справедливости и правосудия.
– Всем хочется, – сказал я громче, чем было нужно.
– Тише-тише. Не кипятись, друг. Подумай сам, каково им. Дети пропали. Ни свидетелей, ни зацепок. Что ещё остаётся делать?
– А ты посчитай, сколько их здесь собралось, – тыкнул я пальцем в сторону толпы. – Человек сорок, не меньше. А сколько детей пропало? Правильно! Пятеро! Кто тогда остальные?
Макс снисходительно на меня посмотрел:
– Иногда ты ведёшь себя, как идиот, ей – богу. Ты вообще в курсе, как устроены протесты?
– Перестань умничать. Пойдём уже.
Мы направились к выходу, стараясь не привлекать внимание митингующих. Это не составило большого труда, так как туда-сюда сновало полно народу. Вдруг у самого входа дорогу нам перегородила невысокая девушка. На милом веснушчатом лице совершенно удивительно выделялись хитрые лисьи глазки и ехидная ухмылка. Убрав со лба выбившуюся прядь длинных пушистых каштановых волос, она достала из кармана бейдж и тыкнула сначала в лицо мне, а затем Максу.
Я закатил глаза и сложил руки на груди.
– Опять ты?
– Азме Навик, – представилась девчонка, игнорируя мой вопрос. – Интернет-издание «Свет в тоннеле». Могу я взять несколько ваших комментариев?
– Нет, не можете. Все комментарии через Центральный департамент, – грубо ответил я и попытался пройти мимо девушки.
Но та ловко прыгнула передо мной и покачала головой.
– Боюсь, господа полицейские, это была не милая просьба. Толпа рвёт и мечет, – она указала на протестующих. – И да, разве вам не положено представиться?
Мы скептично глянули на митингующих. Я сказал:
– Темза, я представлялся тебе уже сто раз. И столько же раз говорил: никаких комментариев. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра ситуация не поменяется. И да, – я поправил очки и указал на людей с плакатами. – Как-то совсем не похоже на разъярённую толпу.
Журналистка настаивала:
– Во-первых, называйте меня по псевдониму. Во-вторых, я бы хотела, чтобы уважаемые полицейские соблюдали протокол, который сами и написали. И, наконец, представились.
Я почувствовал, как начал дергаться глаз. Макс поджал губы и потянулся в карман за удостоверением. Пришлось сделать тоже самое.
– Макс Миллер и Филипп Гарьер, – процедил сквозь зубы, показав вместе с Максом документы. – Старшие детективы центрального округа города Джаро. Возвращаемся с серьёзного дела, которое не касается журналистов. Поэтому, Уважаемая… – я сделал вид, будто вспоминаю имя. – Как там вас?
– Азме Навик, – ответила она, с вызовом глядя мне в глаза.
– Так вот, Азме. Не суйте свой маленький носик не в свои дела.
Мы с двух сторон обошли наглую журналистку, оставив её ни с чем.
– Твоя знакомая совсем страх потеряла, – хохотнул Макс. – И с каких пор её блог называется «Свет в тоннеле»?
– Она мне не знакомая, – процедил я. – Так, пересекались в прошлой жизни.
Мы шли по холлу, здороваясь и отшучиваясь с коллегами. Здание департамента мне нравилось. Редко, где в городе можно было найти живые цветы. Зато наш холл утопал в зелени. Помещение всегда выглядело чистым и ухоженным. Ни о ком так не заботилось правительство, как о полицейских. Наконец, мы дошли до лифта. Макс нажал кнопку «8» и мы направились к шефу.
Аноре Вуд не отказывал себе в удовольствии занимать самый роскошный кабинет Полицейского департамента. Верхний этаж, панорамные окна и умопомрачительный вид на Килиманджаро. Не многие жители имели удовольствие хоть раз посмотреть на вулкан с такого ракурса. А тут ежедневная привилегия. На этом роскошь не заканчивалась. Пока мы подходили к кабинету, Макс спросил:
– Ты, кстати, не хочешь у тестя поинтересоваться, на кой чёрт ему дверь из дуба? Сколько это вообще стоит? Дома у него вообще золотые двери стоят?
Я не ответил, потому что дома у Аноре никогда не бывал. Да и, по правде, сам задавался тем же вопросом. Дубовые рощи растут только к западу от города в теплицах. Растения, которые человечество считает неприкосновенным наследием.
