Девчонка вздрогнула.
— Это вы?
Маленькая птичка продолжала что-то испуганно щебетать, пока я следил за ее персиковыми губами, борясь с желанием снова ощутить их вкус. Кажется, я и сам удивился этому неожиданному наваждению. Не припомню, чтобы кто-то будил во мне нечто подобное.
Думаю, не стоит признаваться, что я узнал ее почти сразу. Не то она никогда не закончит дрожать, наверное, принимая меня за какого-то маньяка.
— А, так это ты? Сбежавший десерт. Видимо, мои инстинкты посчитали, что ты слишком вкусная, чтобы позволить так просто умереть. А я уж было подумал, что тут все такие сытные...
Не в силах отвлечься от ее рта, я будто со стороны услышал, как мои мысли прозвучали вслух. Оценил ее реакцию на свои бездумные слова. Непохоже, чтобы девушка поняла, о чем я. Светлые глаза смотрели с обвинением.
Так не пойдет. Слегка подался вперед, теснее прижимая к себе девчонку.
— Я ведь советовал беречь этот ценный инструмент.
Под тяжестью моего тела с ее губ сорвался стон, заставив вновь ощутить сладостное предвкушение. Хороша, чертовка...
Кажется, достаточно смутил ее, чтобы стереть с милого личика обвинение.
Мое самодовольство сменилось растерянностью, когда девочка вдруг снова самонадеянно коснулась моего лица, обжигая прохладой своих пальцев. Что она себе позволяет? Без дозволения трогать Высшего, где это видано? Стоило проучить негодницу, но... я не мог оторваться. Не хотел, чтобы она останавливалась.
Казалось, словно кровь в жилах закипела, а по венам заструилось электричество, ища спасительный выход от переизбытка доселе неведомых чувств.
— Слишком горячий, — невнятно пробормотала пианистка. — Лед тает. Еще эти искры повсюду... Так красиво...
Только теперь я заметил, что сила снова вышла из-под контроля, заставляя меня искриться.
Какого черта?
Не успел я задуматься о предполагаемых причинах, как вмиг потух, когда хрупкое тело вдруг обмякло в моих руках.
Нет-нет... почему именно сейчас? Черт! Хочу эти эмоции... тело... И душу. Желаю заполучить ее всю!
Эта диковинная птичка просто обязана стать моей, даже если придется принудить ее.
***
В третий раз за сегодня я открыла глаза.
Белые стены и стерильная чистота. Медпункт. Это место я отлично знала. Для неудачницы вроде меня он был вторым домом. С уровнем моего везения что ни день — то вывих или перелом.
Но лавина на меня еще не сходила.
— Проснулась? — послышался знакомый голос. — Доброе утро, конфетка, — усмехнулась медсестра.
— Недоброе, Трини, — пробормотала я, усаживаясь на кушетке, — раз я снова здесь в качестве пациента.
— Я не раз предупреждала, чтобы ты была более осмотрительной, куколка. С твоей удачей пора уже научиться быть осторожнее.
— На пару опаздывала, — рассеянно попыталась оправдаться я.
— Ну и что, успела? — иронично подметила Трини. — Лучше опоздать, но прийти целой и невредимой, чем оказаться погребенной под грудой снега и льда.
— Мужчина! — я принялась хаотично озираться по сторонам в поисках маньяка-спасителя. — Он ушел?
— Не знаю, о ком ты говоришь. Тебя принесли мальчики-зайчики с хореографического. Сказали, что ректор велел доставить в медпункт.
Судя по слою снега, лежавшего на плечах того мужчины, ему помощь требовалась гораздо больше, чем мне.
— А тот, кто меня спас, где он?
— Ректор? Думаю, у него и без тебя хлопот хватает, конфетка. Не будет же он с каждым бестолковым ребенком возиться? — ответила Трини.
— При чем тут ректор? — возмутилась я, вскочив на ноги и едва не свалившись обратно на кушетку.
— Тише-тише, куколка, — тут же подскочила ко мне медсестра. — Не стоит так резко вставать, у тебя давление низкое. Чего доброго снова в обморок шлепнешься. — Она насильно усадила меня обратно. — Ребятки сказали, тебя спас ректор. Что значит «при чем»?
Померещилось, что ли? Я же точно видела того маньяка из клуба. Он еще нес всякую чепуху, мол, вкусная?
Точно бред какой-то. В затылке запульсировала боль, напоминая, что я нехило приложилась головой об стену. Вот, видимо, и привиделось...
— Не трогай ты голову! — снова отчитала меня медсестра. — Я обработала рану, ничего серьезного, но не советую тыкать в нее пальцами.
— Простите. — Я виновато потупила взгляд. — Уже можно идти? У меня еще куча дел...
— Бедная девочка. Тебе надо отдохнуть. Вон, в обморок упала от переутомления.
— Мне некогда, — грустно усмехнулась я.
Сердобольная медсестра вдруг обняла меня:
— Ой-ей-ей. Ты же еще совсем ребенок. А при живых родителях — сирота.
— Да ну вас. — Я попыталась выкрутиться из ее объятий. — Не ребенок уже, двадцать лет как-никак. Родители пусть свою жизнь налаживают, у меня тетя есть.
— Эта мегера? Тоже мне тетя. Мачеха Золушки по сравнению с ней — посланник доброй воли. Если бы я могла, забрала бы тебя к себе.
— Не жалейте, — выдавила я, проглотив ком в горле, — нельзя жалеть...
— Да поняла я, поняла. — Трини выпустила меня из своих объятий. — Нельзя жалеть, не то расплачешься. Не жалею, довольна? — Она утерла невидимые слезы. — Ругаюсь. Говорю просто, что люди какие-то гадкие пошли. А ты бестолковая. Позволяешь ездить на себе. Нет уйти в общежитие? Так хоть время на сон оставалось бы.
— Время оставалось бы, а вот место — нет. Кто ж меня пустит в общежитие после ночной работы? Да и боюсь, кто-нибудь быстро донесет, где я работаю.
— Ну, ты же не прости господи там, костяшечками своими не светишь. А высокое искусство, так сказать, в массы продвигаешь.
Я покачала головой.
— Вы же знаете, академическому уставу без разницы, чем я там занимаюсь. Работа в сомнительных заведениях запрещена и грозит отстранением от занятий. А меня, как старосту курса, и вовсе, скорее всего, отчислят в качестве наглядного примера остальным. Чтоб неповадно было.
— Так бросай свою работу. Поищи другую!
— Думаете, это просто? Город переполнен талантливыми студентами. На каждое рабочее место — с десяток кандидатур.
— Но ты ведь лучшая! — попыталась подбодрить меня Трини.
— Даже если так... Они об этом никогда не узнают, ведь вакансий нет.
Пожала плечами и потихоньку слезла с кушетки, боясь, что меня снова отчитают.
— Да иди уже, иди. А то шило в попе мешает сидеть спокойно. Ты как непоседливый бурундучок, — засмеялась Трини. — Пойди, поспи немного, пока твоих «господ» нет дома. Я выписала тебе справку.
— Спасибо, но не думаю...
