Я бы скорее поверила, что Льюис уложит Танна на боксерском ринге. Даже с учетом разницы весовых категорий, такое выглядит гораздо реальнее. Красноречием ему никого не уделать. Только опозорится. И нас опозорит.
Ворох мыслей отражается в моем взгляде.
— Победа над Танном не сделает мне чести, — медленно произносит Адам, приоткрывает завесу истины. — Зато сделает честь ему.
— Подожди, — бормочу. — Опасаешься проиграть?
— Я выиграю, — уголки его губ ползут вверх. — Это очень предсказуемый, пожалуй даже скучный исход. Долго гадать не придется. Но я не позволю Танну проиграть мне. Не подарю ему такого славного поражения.
— Ты…
— Я хочу, чтобы Танн проиграл Льюису. Вот настоящее унижение. Хочу, чтобы Льюис его растоптал. Выбил почву. Разрушил всю его реальность до основания.
— Ты ненавидишь Танна, — роняю пораженно.
Господи. Неужели Адам способен испытывать человеческие эмоции? Иногда. В порядке исключения. Правда прорывается сквозь броню жесточайшего самоконтроля.
— А как иначе? — мрачнеет мой супруг. — Джордж Танн убил моих родителей.
19
— Подожди, — мне едва удается сглотнуть. — Ты говорил, твоя семья пострадала из-за криминальных разборок. Они дали показания против наркоторговцев, но программа по защите свидетелей им не помогла. Твоих родителей нашли и… хочешь сказать, будто Джордж Танн причастен к жестокому убийству?
— Я уже это сказал, — коротко произносит Адам.
— Он политик.
— И что?
— Заметная фигура.
Мой супруг ограничивается лишь тем, что выразительно выгибает бровь.
— Зачем ему марать руки такими вещами? — продолжаю сыпать вопросами. — Я просто не понимаю. Это же безумие какое-то. Нет смысла ввязываться в подобный переплет.
— Милая, — горячие пальцы скользят по моим плечам. — Думаешь, Танн сразу родился политиком? Нет, у него был долгий и грязный путь наверх. Многие улики подчистили, только всего во тьме не утаишь.
— Он занимался наркотиками?
— Оружие. Торговля живым товаром.
— В это сложно поверить.
— Понимаю, — кивает. — Поразительно, как один человек успевал все это совмещать, еще и организовал целую подпольную сеть информаторов. Продажные копы, подставные люди в роли наркобаронов. Еще прибавь спонсирование террористических организаций.
— Кошмар, — бормочу сдавленно.
— Политика — красивое прикрытие для его реальных дел.
— И ты считаешь, такой матерый зверюга потерпит поражение от Льюиса? От этого невнятного паренька?
— На все воля Господа.
— Прекрати, — бросаю я, освобождаясь от его объятий. — Ты не производишь впечатление смиренного праведника.
— Ну тогда — на все моя воля.
Взгляд у Адама непривычно игривый. Лед дает трещину, выпуская на волю дикое и неистовое пламя.
20
Я задерживаюсь на работе. Новый проект отнимает много сил и времени, но это скорее радует, чем пробуждает печаль. Только подобные занятия и помогают мне отвлекаться, снижать градус тревожности. Сама не могу объяснить дурное предчувствие. Видимых причин для беспокойства не существует. Только сердце начинает биться иначе, как будто четко ощущает именно то, что я не способна сформулировать словами. Интуиция бьет тревогу, во моих взмокших висках постукивают крохотные молоточки.
Проклятье. Наверное, я просто устала. Слишком много напряжения, а расслабиться толком не успеваю. Адам занят предвыборной кампанией, наши графики совершенно не совпадают, поэтому чаще всего я ложусь в холодную постель. Коротких и редких встреч недостаточно. Мое тело рвется к этому мужчине, томится и страдает в одиночестве. Но я отлично осознаю, супругу сейчас не до телячьих нежностей. Политика — та гонка, где никаких слабостей не прощают. За ослепительными улыбками легче всего прятать остро заточенные клыки. Красивый фасад и уродливая начинка. Все как всегда. Уверена, Адам отлично бы вписался, до сих пор не понимаю его решение уступить бразды правления, пусть и формально, для картинки, для галочки. Пусть в победе Льюиса и заключается наиболее обидное и болезненное поражение для Танна. Я не принимаю такое решение, однако поддерживаю мужа. Его выбор и есть единственно правильный, хотя я бы поступила совсем иначе.
Возможно, причина моих сомнений именно в том, что я пока не представляю, как Льюис одержит верх. Некоторые люди просто не созданы быть победителями. Они могут сколько угодно имитировать, вживаться в чужую роль, но судьбу не обмануть. И людей нельзя вечно обводить вокруг пальца.
Закрываю папку с документами, откладываю бумаги в сторону и включаю телевизор. Жму другую кнопку на пульте управления, прикрывая стеклянные стены с помощью жалюзи. Не хочу никого видеть, а время позднее, обычно в эти часы приходит уборщица. Но мой кабинет заперт. Никто посторонний не станет беспокоить.
Дебаты начнутся через пару минут. Сразу после блока громкой и назойливой рекламы. Зеваю и поднимаюсь, направляюсь в противоположный конец комнаты, наливаю в графин прохладную воду, возвращаюсь обратно и ставлю на стол рядом с пустым стаканом. Чуть помедлив, сбрасываю неудобные туфли на шпильках. Краем глаза выхватываю огни ночного города. Панорамные окна обеспечивают захватывающее зрелище и гарантируют полную конфиденциальность для всего происходящего внутри. Я вижу абсолютно все, зато меня не видит никто. Удачное изобретение.
Усаживаюсь в кресло, откидываюсь на спинку и забрасываю ноги на стол. Кандидаты от противоборствующий партий появляются на экране. Сразу видно, что Танн ведет партию, ему даже нет необходимости открывать рот, сила считывается на уровне инстинкта.
Мужчина старше моего отца. Седой. Его лицо покрыто морщинами, которые лишь четче обозначают волевые черты. Жесткий он. Пожалуй, даже жестокий. Улыбается, а кажется, точно волк скалится. Или все дело в том, что мне известна его предыстория? Преступник. Настоящий бандит. Убийца. Путь на политическую арену окропил кровью своих врагов, погубил множество невинных людей, готов на все ради выигрыша. В этом человеке трудно заметить малейший намек на слабость. Он не выглядит старым или утомленным жизнью. Энергия бьет ключом.
Льюис меркнет на фоне Джорджа Танна. Просто туповатый увалень. Такому сопернику действительно унизительно проиграть, но черт возьми, я не представляю, как Адам умудрится повысить его очки в грядущей схватке.
Пять минут — мне больно смотреть на то, как Танн раскатывает конкурента. Легко и с удовольствие разбивает каждый его аргумент. Льюис краснеет, прячет глаза, комкает листок с заранее заготовленной речью.
Жалкое зрелище. Стыдно.
Осушаю стакан воды, отталкиваюсь ногами от стола, заставляю кресло совершить круг, развернуться полностью. Кружусь, глядя в потолок. Голоса кандидатов доносятся точно сквозь пелену. Закрываю глаза. Отключаюсь от прослушивания, размышляя о своих собственных проблемах, прикидываю, как раскручивать новый проект, какие документы нужно подготовить для получения следующего гранта.
