Возраст трудно определить. Тридцать? Сорок? Больше? Возможно, он ровесник моего отца. Если бы не морщины в уголках глаз и не седина на висках, я бы решила, что он не старше меня.
Его нельзя назвать классическим красавцем. Но он красив. Хищной, магнетической красотой. Такая внешность вызывает ужас пополам с возбуждением. Электрическое покалывание по всему телу и голодный трепет.
Коротко стриженные черные волосы. Высокий лоб. Ровный нос. Тяжелая челюсть. Это только незначительные штрихи портрета. Мой взгляд задерживается на тонких губах, что змеятся в усмешке, и сердце пропускает удар.
— Вам нравится то, что вы видите? — спрашивает Адам.
Я хочу дотронуться до него. Потребность на грани боли. Настоящее безумие. Я пытаюсь обуздать собственные эмоции. Только напрасно.
— Не совсем, — отвечаю глухо.
— Вас уже вызывали на допрос.
— Бесполезная трата времени.
— Не хотите помочь расследованию.
— Мне нечем помочь.
— Выходит, вы не в курсе дел собственного отца.
— Да, выходит именно так.
— Странно.
Вроде ничего особенно не произносим, но чувство, будто ходим по краю.
— Я почти год не живу с родителями, мы практически не общались, — озвучиваю давно заученный текст. — И если бы не вся эта ситуация, вряд ли бы встретились снова. По крайней мере не в ближайшие несколько лет.
— Но раньше вы проживали вместе.
— Как и многие другие люди.
— Вам могли открыться некоторые секреты.
— Я ни дня не работала с отцом. Никак не пересекалась с его компанией. Оплачивал ли он мое обучение? Да. Содержал? Да. Были ли эти деньги грязными? Понятия не имею. Если честно, мне наплевать. Я ушла из дома и теперь я независима. Мы уже никак не связаны.
— Но год назад вы общались довольно тесно.
— Отец бы и близко не подпустил меня к документам.
— Значит, когда вам исполнилось восемнадцать лет, вы не летали с отцом в одну экзотическую страну и не открывали там личный счет?
Я стараюсь не показать волнения. Но я задерживаю дыхание на пару мгновений, и это не укрывается от моего дознавателя.
Он называет дату. День. Месяц. Год. Четко, точь-в-точь.
И я чувствую, как ледяной пот струится по спине, пробегает капля за каплей вдоль позвоночника.
— Я не понимаю, о чем речь, — заявляю ровно.
— Может быть, фотографии освежат вашу память?
Только сейчас я замечаю черную папку в его руках. Он открывает ее, раскладывает снимки на столе.
Я и отец. В том самом банке. Открываем тот самый счет.
Но мое внимание быстро переключается с фотографий на пальцы, которые их держат. Длинные, крупные.
Я облизываю губы.
— Вы хотите посадить меня? — криво усмехаюсь.
Он усмехается в ответ.
— Следуйте за мной, Ева.
Он произносит мое имя так, словно уже меня трахает. Раскладывает на столе в самых неприличных позах, вбивается вглубь, пронизывая насквозь, заполняя до отказа, до краев. Наполняет диким, бешеным, совершенно отвязным желанием.
— Куда? — тихо спрашиваю я.
Он поднимается, берет меня под локоть, и я начинаю дрожать. Я всегда начинаю дрожать от его прикосновений.
— Туда, где нам никто не помешает.
4
— Но здесь тоже неплохо, — сдавленно возражаю я.
— Здесь не та атмосфера.
— Я ничего не скажу без адвоката.
— Не волнуйтесь, я сам не дам вам заговорить.
Он выводит меня в коридор, к лифту.
— Я ни шагу не ступлю, пока вы не объясните чего хотите.
Он заталкивает меня в кабину, заходит следом, нажимает на кнопку, обозначающую последний этаж.
— Вы слышали истории о том, что здесь есть тайные подвалы, в которых пытают людей?
Я отступаю назад, молчу.
— Так вот, — он приближается вплотную, заставляет вжаться в стенку. — Все эти истории — правда.
Он шутит? Издевается? Намеренно запугивает?
Моя скромная блузка застегнута на все пуговицы, прямая черная юбка прикрывает колени. Но я чувствую себя голой. Совсем как тогда, посреди пустынной дороги.
— Отвечая на ваш вопрос — да, я хочу вас посадить, — продолжает он, склоняется ниже и прибавляет — На свой член.
Я упираюсь ладонями в его грудь. Но он не сдвигается с места. Не прижимается ко мне, однако и не отступает. Я чувствую, как напрягаются его мышцы под моими пальцами.
— Только это надо заслужить, — говорит Адам.
— Что?
— Чтобы я тебя трахнул.
Замахиваюсь для пощечины. Рефлекс. Не контролирую.
Он может легко перехватить мое запястье, но он не делает ничего. Вообще не двигается. Моя ладонь со звонким шлепком впечатывается в его щеку. Он даже не шелохнется. Похоже, ему наплевать. В темных глазах нет ни намека на гнев. А губы кривятся в плотоядной ухмылке.
— Вы имеете право хранить молчание, — заявляет Адам. — Все, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде.
И я ощущаю его ладони на своей груди, хотя он не прикасается ко мне. Сейчас не прикасается. Но я все равно чувствую его пальцы. Чувствую, как он нагло изучает мое тело. Как сминает и выкручивает соски, заставляя извиваться и давиться немыми воплями.
Мои мышцы напрягаются. Везде и сразу.
— Ваш адвокат может присутствовать при допросе. Если вы не можете оплатить услуги адвоката, он будет предоставлен вам государством.
Я не закрываю глаза. Взор застилает пелена. Этот хриплый голос погружает меня в самый настоящий транс.
— Вы понимаете свои права?
Дубинка вбивается между бедер.
И хоть это все не по-настоящему, моя память реальнее реальности.
Я вжимаюсь в ледяную поверхность лифта. Прогибаюсь. Закусываю губу. Едва балансирую на высоких каблуках. Я совсем себя не контролирую.
— Вы понимаете свои права? — повторяется Адам.
И я с придыханием шепчу ему:
— Да.
Створки лифта распахиваются. Меня обдает прохладой. Немного очнувшись, бормочу:
— Куда ты меня привел?
— Пойдем.
Он берет меня за руку и ведет по полутемному коридору. Тут ни души. Если на другом этаже еще встречались какие-то люди, то здесь совершенно никого нет. Страх накрывает с головой. Но моя нутряная жажда гораздо сильнее инстинкта самосохранения.
