Глава 8
Когда Петровский родился, человечество запустило первый
спутник Земли, а ведь прошло еще не так много времени после самой
опустошительной войны, какую только знало человечество. Еще через четыре года
после его рождения в космос полетел Гагарин. Затем были подвиги других
космонавтов, имена которых ребята в школах учили наизусть.
В начале шестидесятых в Одессе сложилась та удивительная
атмосфера невероятного космополитизма и открытости, которая появлялась лишь в
полифоничных южных городах. Такой же она была только в Баку и отчасти в
Тбилиси. Правда, возможно, еще много тысяч лет назад и в Вавилоне, когда там все
говорили на одном, понятном всем языке.
Святослав Олегович еще помнил учебники, в которых были
фотографии лысого вождя, утверждавшего, что именно он с початком кукурузы в
руках борется за мир и коммунизм. Советским людям тогда говорили, что коммунизм
наступит еще при его жизни. Так что уже к тридцати трем годам Петровский должен
был бы жить в прекрасном, справедливом обществе. Но вскоре лысого вождя сменил
бровастый и все забыли об этих обещаниях. Зато жизнь вокруг была прекрасной —
пожалуй, самое лучшее время и для его родного города, и для людей, окружавших
их семью. Женщины носили светлые, цветастые платья без рукавов, и Святослав
тогда был убежден, что в Одессе самые красивые женщины на свете. Мужчины
собирались на улицах, чтобы обсушить последние одесские новости, затем новости
страны и уж в самом конце — мировые, поскольку они их интересовали меньше
всего. Ведь все равно нельзя было никуда уехать. Израиль казался мечтой,
Америка существовала в другом измерении, а Париж был доступен только в книгах.
Зато как же подробно обсуждались в Одессе местные события. Все знали, что дядя
Сема должен дядя Мише двести рублей и не отдает их потому, что последний не
возвращает картину, взятую якобы для продажи дяде Науму, который, в свою
очередь, не дает деньги, считая, что картина не настоящая и не может столько
стоить. Но он ждет приезда дяди Изи, чтобы проверить ее подлинность… Одесситы
были уверены, что весь мир вертится вокруг их города, а все остальные должны им
завидовать. Еще бы! Из Одессы вышло столько известных людей!
В шестидесятые — семидесятые годы, пока существовал запрет
на выезд, одесситы любили собираться в домах шумными компаниями, чтобы
разойтись где-нибудь под утро. Проблемы времени и денег не существовало. В
последующие годы они, конечно, тоже собирались, но лишь для того, чтобы
вспомнить тех, кто уехал. Тогда казалось, что уезжали навсегда. И Одесса теряла
не просто часть населения, а часть собственной души.
В городе ценились хорошие книги и хорошее образование. По
Одессе одновременно ходили лучшие врачи и прекрасные адвокаты, известные
карточные шулеры и прославленные пианисты. Тут дружно жили евреи, украинцы,
русские, татары, греки, молдаване и все остальные нации. Это было время застоя,
когда покой и нега, в которых пребывал город, казались вечными.
Но уже в семидесятые годы начались изменения — сюда
потянулись люди из сельской местности, на окраинах начали возникать поселки,
которые плотно заселялись людьми, уже не знавшими солнечного света
шестидесятых. Правда, отблеск тех дней еще ложился и на эти годы, хотя многие
понимали, что время счастливых дней уже подходит к концу.
Из Одессы стали уезжать люди, составлявшие славу и гордость
не только этого города, но и всей огромной страны. Петровский тоже уехал в
Москву и поступил в институт, чтобы, закончив его, навсегда остаться в далекой
северной столице.
В восьмидесятые годы он работал в конструкторском бюро и
лишь изредка навещал родителей, которые по-прежнему жили у самого Черного моря.
И остро чувствовал, как постепенно слабеет его связь с родным городом и родными
людьми, некогда бывшими его миром. Каждый раз, посещая Одессу, Петровский видел
те изменения, которые подтачивали ее счастливую ауру, превращая "жемчужину
у моря" в обычный большой город со всеми его проблемами и недостатками. К
концу восьмидесятых это был уже неуправляемый котел, который грозил взорваться
и расколоть все вокруг.
Потом взорвалась страна. И раскололась на части. И Святослав
Олегович неожиданно оказался отрезанным от родителей, от родного гнезда,
находящихся теперь в другой стране. Это было больно, несправедливо и непонятно.
У него появилось такое ощущение, будто его сердце буквально разделили пополам.
Он с семьей — в России, а его престарелые родители и сестра — на самостийной
Украине. И именно поэтому все, что происходило в той стране, его теперь
постоянно волновало.
Утром, перед встречей со Скрыпником, позвонил Яша
Слаповский, бывший сотрудник Петровского, сделавший феноменальную карьеру в
середине девяностых и ставший мультимиллионером на перепродаже нефтепродуктов.
Такие бешеные деньги, которые можно было сделать на развале Советского Союза,
еще никогда нигде и никому не удавалось получить ни при каких обстоятельствах.
Нефтепродукты покупались по внутренней цене и перепродавались по внешней.
Разница составляла сотни и тысячи процентов. Слаповский сказал, что украинцы
очень серьезно готовятся к встрече с Петровским и готовы предложить любые
условия, в случае достижения необходимого результата.
Наконец Инна доложила, что к нему пришел посетитель. В
кабинет вошел высокий мордастый мужчина в элегантном костюме. Зачесанные назад
волосы. На вид лет сорок. Петровский поспешил ему навстречу. Они обменялись
крепкими рукопожатиями.
— Скрыпник Альберт Александрович, — представился
гость.
— Очень приятно, — кивнул Петровский. — мне
звонил Яков Наумович и предупредил о вашем визите.
— Мы просили наших общих знакомых организовать встречу
с вами, — холодно произнес Скрыпник. — Нам рекомендовали вас как
лучшего специалиста в этой области.
— Не мне судить, — улыбнулся Святослав >Олегович, —
но если так считают друзья Якова Наумовича, значит, в этом есть что-то
рациональное. Кстати, Слаповский начинал в нашем агентстве финансовым
директором.
Это уже потом он занялся продажей нефтепродуктов и
превратился в уважаемого Якова Наумовича. Хотя должен сказать, и как финансовый
директор он был лучше всех.
Петровский не стал уточнять, что в те давние времена, почти
десять лет назад, еще не было аналитического агентства «Миллениум», на его
месте существовал кооператив, торгующий дешевыми компьютерами, и должности
финансового директора в нем тоже не было, а Слаповский работал обычным
бухгалтером, который не очень-то верил в возможность развития их общего дела и
поэтому решил наладить собственный бизнес. Только за последующие несколько лет
бывший фарцовщик и спекулянт Яша Слаповский превратился в уважаемого
бизнесмена, сумевшего сколотить многомиллионное состояние.
Гость и хозяин кабинета разместились в глубоких кожаных
креслах, стоящих в углу. Петровский обратил внимание на обувь пришедшего — туфли
ручной работы. Пара такой обуви стоила больше тысячи долларов. Очевидно,
Скрыпник получал хорошие деньги за свои посреднические услуги.
