— Никто не говорил об альтруизме, — возразил
Петровский, — я всего лишь ознакомил вас с нашим альтернативным планом,
который мне лично кажется более реальным. Вам не разрешат обанкротить такой
комбинат и выставить его на торги, чтобы вы могли его перекупить. Вам этого
просто не позволят, несмотря на все ваше влияние. — Он поднялся. Олигарх и
банкир смотрели на него, молча слушая. Впрочем, Петровский уже сказал все, что
хотел. Однако напоследок добавил: — Я полагаю, вы достаточно разумные люди,
чтобы принять верное решение. До свидания. — И тут же вышел из комнаты,
спустился по деревянной лестнице вниз.
Оставшись наедине, оба миллиардера какое-то время продолжали
молчать. Затем Аркадий Наумович осторожно произнес:
— А ты знаешь, по-моему, он прав. Зачем ссориться с
правительством и с американцами? Все можно решить немного иначе.
— Я ему не верю, — убежденно проговорил
Алентович. — Он мог договориться с Жуковский и подставить нас.
— Что мы теряем? — рассудительно спросил Аркадий
Наумович. — Пятнадцать процентов у нас уже есть. Денег ему мы можем не
давать. Пусть выкручивается. А если Жуковский начнет продавать акции, будем
потихоньку их скупать. Не понимаю, почему ты волнуешься?
— Он сказал, что правительство не разрешит обанкротить
комбинат, — напомнил Алентович. — Причем, заметь, очень уверенно
сказал. Похоже, он разговаривал с кем-то, кто может принимать такие решения. С
премьером или вице-премьером, а может, с Климентьевым, который нас не очень
любит. Но кто-то определенно стоит за его спиной. И поэтому я ему не верю, пока
не узнаю, кто это.
— Ты думаешь, они могут поддерживать Жуковского? —
испугался Аркадий Наумович. — Неужели пойдут на такое? — В этой
стране возможно все, когда речь идет о трехстах миллионах долларов, —
отрезал Алентович. — Нам нужно вести себя очень осторожно. Вообще пока
никак себя не проявлять. Необходимо узнать, кто и зачем поддерживает
Петровского. Он не вел бы себя так независимо, если бы не эта поддержка.
— Тебе всегда мерещатся заговоры, — всплеснул
короткими ручками банкир.
— Я недавно читал одну восточную сказку, — вдруг
вспомнил Алентович. — Купил красивую книжку для младшего сына и решил
посмотреть картинки. Такая хорошая сказка о бедном юноше, который вдруг стал
падишахом. Этот юноша ничего не боялся, пока у него нечего было отнять. Но
когда стал падишахом, начал всех бояться: заговорщиков, недоброжелателей,
воров, своих слуг и даже многочисленных жен, которые его окружали. Стал
подозрительным и жестоким.
— Такое случается, — согласился банкир. — Ну
а какова мораль?
— А морали нет. Иногда я думаю, что лучше быть вот
таким неизвестным бедным юношей, чем становиться падишахом. Теперь ты
понимаешь, почему мне везде мерещатся заговоры? Самое сильные чувства, которые
движут людьми, — это страх смерти и зависть. Вот так, Аркаша. В этой
стране нас ненавидят так много людей, что иногда я хочу на все махнуть рукой и
сбежать отсюда куда-нибудь далеко-далеко.
Петровский, усаживаясь в машину, оглянулся на здание
ресторана. "Плутократы", — в который раз подумал он.
Глава 11
Следующий день Петровский начал с вызова финансистов.
Выяснилось, что опубликованные статьи сыграли нужную роль — акции комбината
понизились примерно на полтора процента. Наталья Андреевна показала диаграмму,
пояснив, что динамика к понижению стабильно сохраняется, но вчерашние
публикации подтолкнули падение, несколько его ускорив.
Петровский поблагодарил ее и отпустил, попросив задержаться
Юлая.
— Тебе необходимо срочно лететь в Киев, — сообщил
он, — оформлять наши отношения с этим Скрыпником. Только будь осторожен,
смотри, чтобы они тебя не обманули. Никаких документов не подписывай, ничего не
обещай, больше слушай, чем говори. С тобой поедут наши лучшие специалисты.
Пусть аналитики поработают с украинцами и дадут мне абсолютно реальную картину.
Только факты, статистика, анализ. Самое важное понять: можно ли пойти на
вариант изменения Конституции и кто будет за него голосовать? Только
коммунисты, социалисты и центристы? Или еще кто-нибудь? Пусть дадут мне
развернутую картину по каждой партии.
— Все сделаю, — поднялся Юлай, — можешь не
волноваться.
— Я очень волнуюсь, — зло признал
Петровский. — После того как меня кинул Бронштейн, действительно волнуюсь.
Он до сих пор считает, что я пытаюсь помочь его племяннику, их подставной
фирме. И терпеливо ждет, когда получит свои миллионы. Мне так не хочется его
огорчать!
— Если ты им так недоволен, зачем его держишь? —
не понял Юлай.
— Он отличный специалист, и тебе это прекрасно
известно. Кроме того, он нам необходим, пока не закончится вся эта история с
комбинатом. Нужно, чтобы никто не понял нашей игры.
— Иногда я тоже тебя не понимаю. Ты разговаривал с
Климентьевым, пообещав перевести в его фирму шесть процентов акций, говорил с
вице-премьером, получив его поддержку, пытался договориться с Алентовичем и
Шустером, летал к Жуковскому в Лондон… Ты хотя бы сам-то понимаешь, чего именно
хочешь?
Петровский, глядя на своего заместителя, улыбнулся:
— Пытаюсь, хотя иногда бывает очень сложно.
Юлай не стал ничего переспрашивать.
— Ты, возможно, единственный человек, которому я хочу
верить, — неожиданно добавил Святослав Олегович, и Юлай понял, что он
говорит правду.
Они попрощались, Юлай отправился к себе. И едва он
вышел, как Инна сообщила, что звонят из Лондона. Петровский поморщился: похоже,
все его разговоры с Жуковским будут прослушиваться. Но и не ответить на звонок
было невозможно. А свой мобильный аппарат он отключал, как только входил в
кабинет, и об этом знали все его знакомые.
— Слушаю вас, Глеб Моисеевич, — отозвался
Святослав Олегович недовольным голосом.
— Я не понимаю, что происходит, — нервно начал
Жуковский. — Мне казалось, мы обо всем договорились. Я перевел двенадцать
процентов акций, но вчера сразу в двух газетах читаю удивительные материалы о
нашем комбинате. И насколько мне удалось узнать, одна и?? статей инициирована
вашим окружением.
— Ну и что? — Петровский старался помнить, что не
имеет права говорить лишних слов.
— Вы видели, сколько стоят наши акции? — прокричал
Жуковский. — Они уже упали в цене на несколько процентов. Если и дальше
так пойдет, я разорюсь. Мне придется продавать акции комбината.
— Я думаю, до этого не дойдет, — попытался
успокоить его глава агентства "Миллениум".
— Еще как дойдет! — захлебнулся от
возмущения его собеседник. — Мне кажется, вы не совсем понимаете ситуацию.
Ваш литовский филиал ничего не делает, и мне стало известно, что часть акций
переведены в непонятную фирму "Мостраст".
— Мы решили разделить владение таким крупным
пакетом, — объяснил Святослав Олегович. — Не нужно нервничать. Статьи
бывают разные, надо обращать внимание на тенденцию. Мы первыми сообщили о
кредите американского банка. И я думаю, мы сможем контролировать
ситуацию.
