— Слушаю вас, — наконец раздался голос
Климентьева.
— Здравствуйте, Евгений Герасимович, —
выдохнул Алентович, — вы, наверное, уже слышали о наших проблемах?
— Немного. Вообще-то я не слежу за уголовной
хроникой.
Это был оскорбительный ответ. Алентович поморщился.
Ему указывали на его место. Между тем с ним уже давно никто не разговаривал
таким тоном. Однако через силу он продолжил:
— Задержали моего помощника.
— Я слышал, — отозвался Евгений
Герасимович. — В прокуратуре считают, что это он заказал убийство
директора Нижнебайкальского комбината Орлова.
— Это ошибка, — торопливо возразил
Алентович. — Он не мог пойти на такое преступление.
— Вот прокуратура и разберется, что он мог и чего
не мог, — проговорил Климентьев, и Семен Борисович понял, что допустил
очередную ошибку.
— Конечно, разберутся, — согласился
он, — но я хотел бы с вами встретиться и лично обо всем поговорить.
— Не вижу смысла. Если по данному делу, то пока
рано.
Алентович сжал зубы. Этот чиновник заходит слишком
далеко. Но кажется, Климентьев понял, что немного перегнул палку. Так нельзя
разговаривать с одним из самых богатых людей в стране и мире.
— Но если вам надо встретиться и поговорить по
другому вопросу, то я всегда готов с вами увидеться, — сказал Евгений
Герасимович, — вы знаете, как мы вас ценим, Семен Борисович.
"Негодяй", — подумал Алентович.
"Жулик", — подумал Климентьев.
— Если это возможно, то я хотел бы приехать к вам
немедленно, — попросил Алентович.
— Что ж, буду вас ждать, — согласился
Евгений Герасимович, — сегодня в восемь часов вечера. Только давайте
встретимся в каком-нибудь неофициальном месте. О вашем сегодняшнем визите в
прокуратуру сообщили все телевизионные каналы.
— Где угодно, — пробормотал Семен
Борисович, — ну, например, в каком-нибудь ресторане или еще лучше дома…
— Нет, — решительно отрезал
Климентьев. — Лучше всего в моей машине. Я подъеду на Сретенку, и там мы
встанем у Колокольникова переулка. Вас устраивает такой вариант?
— Разумеется. Спасибо, — Алентович по-ложил
трубку и посмотрел на Шустера. — сволочь, — убежденно произнес он,
имея в виду Климентьева. — Этот гад все знает.
— Думаешь, это они нас заказали? — испугался
банкир.
— Нет, конечно. Они же не до такой степени
идиоты. И зачем им это? Чтобы устроить панику на бирже? Пока я ехал, мне
сообщили, на сколько сильно упал сегодня рубль. Думаешь, они это сделали
нарочно? Не может такого быть.
— Могли и не рассчитать, — предположил
Шустер. — Возможно, хотели нас только попугать, а получилось
по-другому.
— Твои деньги мешают тебе думать, — вздохнул Семен
Борисович. — Неужели ты действительно считаешь себя свободным и
независимым человеком? Такое невозможно, даже если у тебя есть миллиард
долларов или два миллиарда. Это в Америке ты можешь быть независимым и
уважаемым человеком. Или в Европе. А здесь ты никто. Несмотря на все свои
миллиарды. Про Вяхирева и Черномырдина в списках «Форбса» написали как про
самых богатых людей. Ну и где они теперь?
— Можно подумать, что они очень бедные, —
пробормотал Шустер.
— Ты все понимаешь лучше меня. Это там можно быть
миллиардером и на всех плевать. Потому что они свои деньги зарабатывают потом и
годами. А у нас так не получается. Все твои деньги зависят от настроения
чиновников. Если президент или премьер вдруг нахмурятся, ты сразу же потеряешь
все. Или у тебя вдруг отзовут лицензию. Центральному банку может просто не
понравиться твоя физиономия, и на этом все закончится. И после этого твой
банк не будет стоить ничего. Дальше рассказывать, или сам все знаешь?
— Хватит, — поморщился Шустер, — и без тебя
все известно.
— Поэтому время от времени они нас и щелкают по
носу, чтобы напомнить, кто действительный хозяин. Нам с тобой позволили стать
миллиардерами, но мы должны всегда помнить, кто разрешил нам приватизировать
столько предприятий.
— Тебе нужно преподавать марксизм-ленинизм, —
разозлился банкир. — Тоже мне философ! Я мои деньги в банке делаю. Целый
день кручусь, чтобы потом какой-нибудь вот такой вонючий чиновник пришел и безо
всякого труда положил их в свой карман. Знаешь, сколько я плачу всем этим
дармоедам?
— И я плачу, — напомнил Семен Борисович.
— Ты меньше платишь, — заметил Шустер, — тебя
во всем мире знают. Известный олигарх Алентович. У тебя на каждом предприятии
свой генеральный менеджер сидит и за все отвечает. А у меня в банке я самый
главный. И должен каждый день иметь дело с налоговой полицией, финансовыми
инспекторами, принимать аудиторов, угождать руководству Центробанка и
министерства финансов, ублажать клиентов…
— Если тебе все это надоело, брось и уходи, —
посоветовал Алентович, разливая коньяк.
— И кому оставить банк? — поинтересовался
Шустер. — Ведь сразу же все разграбят и унесут. И конкуренты нас съедят.
Да еще найдут долгов на такую сумму, что мне придется их выплачивать всю
оставшуюся жизнь.
— Из-за этого ты сидишь в банке? —
усмехнулся Алентович, поднимая рюмку. — Тяжелая у тебя жизнь!
— У меня хорошая жизнь, когда меня не трогают по
пустякам, — в сердцах заявил Шустер. — Я до девяностого года рубли
считал, весь в долгах ходил, не знал, как заработать.
— А сейчас знаешь?
— Знаю. Сейчас мне нравится то, чем я
занимаюсь, — признался банкир, тоже поднимая рюмку.
Они выпили, не чокаясь. Шустер закусил шоколадом,
Алентович — взял дольку лимона.
Было ровно восемь часов, когда автомобиль Алентовича свернул
на Сретенку и подъехал к Колокольникову переулку. Алентович сразу же узнал
«Мерседес» Климентьева с номерами президентской администрации. Они остановились
рядом и Семен Борисович пересел в автомобиль Евгения Герасимовича.
Кроме Климентьева, в машине находился водитель, но когда
Алентович устроился на заднем сиденье, тот вышел из салона, оставив их одних.
Позади за «Мерседесом» стоял «джип» с сотрудниками федеральной службы
охраны.
— Добрый вечер, Евгений Герасимович, —
поздоровался Семен Борисович, — спасибо, что откликнулись на мою
просьбу.
— Добрый вечер, — кивнул чиновник, —
извините, что приходится встречаться в такой обстановке, но сами понимаете, не
стоит давать журналистам лишнего повода для сенсаций.
— Это даже интересно, — заметил Алентович, —
чувствую себя почти Штирлицем.
— В нашей стране мы все, как Штирлицы, —
меланхолично отозвался Климентьев. — Зачем вы хотели меня видеть?
— Речь идет о моем помощнике. Его несправедливо
обвиняют в убийстве директора Нижнебайкальского комбината Орлова. Насколько я
знаю, мой помощник действительно несколько раз встречался с этим Роговицыным,
но никаких поручений ему не давал. Его оговорили, и я хочу попросить вас
посодействовать в его освобождении.
