— Нет. Нам нечего там делать. Пообедать мы можем и дома, — сурово заявил Андрей, открывая дверь хаммера. Артик уже сидел за рулем автомобиля и поглядывал в зеркало заднего обзора в нашу сторону.
Помощники Берга на протяжении всего скорбного мероприятия держалась поблизости, но глаза не мозолили. Вышколенные ребята.
Только собралась переключиться на воспоминания о вчерашнем вечере, как пришел узист. Веселый дяденька лет сорока пяти с улыбкой от уха до уха.
— Как зовут нашу мамочку? — обратился ко мне, предлагая лечь на спину.
— Марина.
— Ой, какое имя красивое. И мамочка красивая. А кого хочет наша мамочка? Мальчика или девочку?
Мне на живот плюхнули геля из тюбика с надписью мелким шрифтом и начали размазывать щупом гель. Врач вглядывался в экран, водя по моему животу вверх и вниз. Делал щекотно. Я морщилась. Терпела и морщилась.
Долго водил.
Переключал датчики. Увеличивал приближение.
— Никого не хочу. Ни мальчика. Ни девочку, — ответила спустя время, засунув руку под голову. Поглядывала на экран монитора, при этом ничего на нем не понимая.
За спиной узиста маячил Сычев, нервно переступая с ноги на ногу. Тяжело дышал, не сводя глаз с аппарата.
Врач, с бейджиком на лацкане, на котором виднелась надпись Иван Петрович Мамонов, оглянулся в сторону своего коллеги. Однако ничего не сказал.
Щуп вновь заелозил по моему животу.
Дяденька щелкнул пару раз тумблерам. Отложил в сторону щуп. Из ящика достал другой. Поменял насадку. Натянул на нее презерватив.
— Так, Мариночка, давай-ка посмотрим на тебя изнутри.
Я тяжело вздохнула, давая возможность продолжиться ультразвуковому исследованию.
— Какая красивая девочка.
— Доктор, это вы сейчас кому сказали? — спросила, понимая, что обращались не совсем ко мне. А к моей…
Внутренний щуп то входил, то выходил. Доктор поджимал губы. Сычев за спиной начал перетаптываться активнее, съедая экран глазами.
— Я не вижу никакой беременности. Либо ее нет, либо слишком рано, — наконец произнес Иван Петрович.
— Как нету? Не может такого быть, — возмутился Сычев. — Посмотри лучше.
— Да я уже и так посмотрел. И эдак. Ничего не отражается. Милочка, ты зачем нам голову морочишь? — наехал на меня Мамонов.
— Это не я морочу. Это он морочит, — радостно произнесла в ответ на прозвучавшие обвинения. — Я же говорила, что ничего не будет. Три раза ха. Ха-ха-ха, — принялась подкалывать мужчину.
Лицо Сычева стало белее снега. Глаза выпучились. В них застыл ужас.
— Я уверен, что есть, дрожащим голосом заявил он.
— Нету я говорю. Нету. И доктор не даст соврать, — я кивнула в сторону узиста. — Правда, доктор Мамонов?
Тот кивнул.
— Нас убьют. Медленно, — пробормотал Сычев, хватаясь за сердце.
— Это тебе счет предъявят. Я тут не при делах, — уселась на кушетку, свесив ноги.
— Да что вы глупости говорите? Никого не убьют, — обнадежил Иван Петрович, — девочка здорова. В следующий раз получится. Главное, не надо отчаиваться. Пойду я. Меня там ждут, — не конкретизируя.
Мужчина встал из-за аппарата и направился в сторону выхода из кабинета. Хлопнула дверь.
— Следующего раза не будет, — ответила, вставая с кушетки. Радовалась, что наконец-то все закончилось.
— Ты ничего не понимаешь, — ко мне с шипением подскочил Сычев. — Такие люди, как Берг, свидетелей не оставляют. Не далее чем сегодня вечером тебя уже не будет в живых.
Сердце пропустило удар. Встрепенулось. Понеслось в галоп.
— А что же мне делать? — тихо прошептала, осознавая весь ужас положения.
— Что-что? Бежать.
— Но как? — под кабинетом, в ожидании окончания процедуры, сидел Артик.
— Я тебя выведу.
Глава 32
— Между кабинетами есть дверь. Ведет в старую операционную. В свое время оперблок был переоборудована детское отделение. В свою очередь отгороженное стеной от общего коридора. У отделения свой выход, — пояснил Сычев, рисуя путь отхода.
— То есть мой конвоир меня не заметит? — уточнила.
Я была готова сорваться в любую секунду, чтобы бежать, но хотела увериться, что меня не накалывают.
— Он не будет знать о том, что тебя нет, пока не войдет сюда. — заверил меня Сычев.
— Так мы ему и не скажем, что я ушла, — «обрадовала» мужчину.
— Только уходи быстрее. Я отвлеку насколько смогу, — и он вкратце рассказал план моих действий.
Я утвердительно кивала, соглашаясь со всем. Впереди маячила свобода, до которой оставалось подать рукой.
Сычев приподнял плакат, который рассказывал о стадиях развития плода. За ним оказалась оклеенная обоями дверь. Судя по прорезям в обоях дверью изредка пользовались.
— Иди сюда, — мужчина держал одной рукой плакат, а другой придерживал дверь полуоткрытой.
Схватила верхнюю одежду и юркнула в предложенный проем.
— А тебе ничего не будет за помощь? — спросила, чувствуя как щемит сердце. Все же Сычев оказался хорошим парнем. Совестливым.
— Я как-нибудь выкручусь.
Прошмыгнула в другой кабинет. Дверь за мной закрылась. Я пересекла свободное пространство бывшей операционной. Пройдя ее, попала в другую комнату, миновав дверной проем. В соседней комнате все стены увешивали плакаты с детьми разного возраста. Не обманул док, отметила машинально. Впереди маячила заветная дверь. Дернула ручку. Она не поддалась.
Я начала паниковать.
Дернула еще раз. Чуть не заплакала от обиды. Как же так? Свобода рядом, а я не могу ею воспользоваться.
За малым не начала рыдать. И когда от обиды на жизнь собралась сползти по двери вниз, только тогда заметила собачку, запирающую дверь.
Это было равносильно озарению. Чуду. Дрожащей рукой потянулась к собачке.
