Щелчок в голове. Четкий. Отлично различимый. Точно скрытый тумблер переключают. Я смелею, наглею и пускаюсь во все тяжкие. Вдруг осознаю: он не тронет меня. Пока длятся месячные, не прикоснется. Ему действительно нельзя, причем запрет относится ко всем видам секса. Если бы не это, я бы уже орала под ним от боли, выла от безысходности.
Сколько дней в запасе? Пять, не меньше. А то и целая неделя. Как повезет. Но пять будет наверняка, а за такой период многое может поменяться.
Дьявол, что вытворяю? Слишком откровенные движения бедрами, порочные, развратные, до безумия разнузданные. Не стоит нарываться, не стоит. Но удержаться выше моих сил. Удержаться не выходит.
Пожалуй, мне хочется поиздеваться над ним. Немного. Отплатить за свое унижение. Вызвать обратную реакцию, довести до точки кипения. Он ведь ничего не сделает. Не дотронется до меня, когда я в таком состоянии. Видно, это его и злит. Вот истинная причина звериной ярости. Каменная эрекция, которой нельзя дать волю. Разрешается наблюдать, никаких вариантов сверх того.
Я полностью отдаюсь танцу. Погружаюсь в гипнотический транс. Выгибаюсь, извиваюсь, словно змея, полыхаю, будто столп пламени, взвиваюсь, оборачиваюсь. Руки плавно движутся вокруг тела, пальцы скользят по талии, по бедрам, обводят ягодицы, после соскальзывают вниз. Бедра вращаются быстрее, выписывают «восьмерки» в накаленном до предела воздухе.
- Дрянь, - как громом ударяет, и в ту же секунду мои волосы накручивают на кулак, заставляют вскрикнуть от боли. – Маленькая похотливая сучка. Не терпится на хер запрыгнуть?
- Сам сказал, - шиплю, стиснув зубы, встречаю обжигающий взгляд. – Танцуй. Так в чем проблема?
Глава 39
Ахметов отпускает меня. В секунду избавляет от мёртвой хватки, обходит вокруг, пожирает взглядом. Едва держусь на ногах, распрямляю плечи, не собираюсь показывать ему слабость.
- Я хочу поговорить с отцом, - выдаю твёрдо. - Хотя бы несколько минут. Под твоим полным контролем, как угодно. Я должна с ним пообщаться. Прошу.
- Ты помнишь условия, - жаркое дыхание опаляет затылок.
- Но я же...
Он снова останавливается передо мной. Чёрные глаза прожигают тело. И к моему глубочайшему стыду соски твердеют от такого пристального внимания. Превращаются в острые пики. Саднят от напряжения. Под тяжёлым взглядом даже просто дышать страшно. Невольно складываю руки на груди, пробую прикрыться.
- Мой член тоскует по твоему горячему горлу, - хрипло заявляет Ахметов. - Я давно такой податливой шлюхи не встречал. Глотка точно под болт тянется.
Ублюдок. Подонок. Урод проклятый.
Кровь ударяет в голову, врезается кипучей волной.
- Твой член куда угодно заскочить готов, - бросаю, не думая, выпаливаю на автомате. - Что? Мало администратора? Мне показалось, все твои запросы удовлетворены по высшему разряду.
Крупные ладони сжимают талию. В следующий миг я уже оказываюсь на кровати, вдавлена в постель, накрыта мощным телом. Ноги раздвинуты. Лихорадочная дрожь сводит бёдра. Спина выгнута дугой.
Вскрикнуть не успеваю. Дернуться не способна. От шока даже не оказываю сопротивление.
Рефлексы у него безумные. Бежать от такого зверя глупо. Поймает и задавит. Придушит за долю мгновения. Растерзает на куски, переломает все кости.
- Я тебя научу, - шепчет прямо в рот, однако не дотрагивается. - Как я люблю, как мне нравится. Будешь по самые яйца заглатывать. Задницу подставлять и подмахивать. На славу мой хрен обработаешь. Во вкус войдёшь.
- Зачем ты говоришь такие ужасные вещи?
- Затем что ты хочешь именно это от меня услышать.
- Нет, - отчаянно мотаю головой. - Не хочу.
- Лжёшь, - скалится, прикусывает мою нижнюю губу, не до крови, совсем слегка, оттягивает на себя, вызывая болезненный спазм в низу живота. - Ты вечно мне лжёшь.
- Ошибаешься, - бормочу.
- На все готова, лишь бы не признавать правду, - замечает жёстко.
- Правду? - всхлипываю. - Какую правду?
Он трется щетиной о мою шею, пробуждая волны ледяных мурашек, заставляя извиваться и содрогаться, давиться стонами. Кожу покалывает, причём везде и сразу. Безумие, чистое безумие.
- Я хотел разделить тебя с братьями, - говорит Ахметов и смотрит прямо в глаза, душу вытягивает. - Марат бы отказался. Старший. Он не привык делиться ни с кем и никогда. Даже своих потаскух на круг не пускал. А я часто забавлялся в компании. Нравилось смотреть, как шмар опускают, долбят в три ствола за один приход. Раскатывают. Размазывают. Там им место. В ногах мужиков.
- Хватит, - задыхаюсь. - Прекрати.
- Я представлял это. В красках. Часто. Как мы приходим к вам в дом. Ночью. Как находим тебя в твоей девственной кроватке и откупориваем каждое твоё отверстие. Щель за щелью заполняем. Улетное чувство. Член колом.
Он действительно возбуждён. Огромный орган упирается в мое лоно, рвётся на волю из штанов. Жаждет протаранить.
- Я так мечтал тебя измазать, - шепчет на ухо. - Извалять в грязи. Но потом, все удачно сложилось. Ты сама с этим справилась. Ты больше никогда не будешь чистой. Никогда. Поняла?
- Я... я... - ничего осмысленного выразить не удаётся.
- У тебя был бы шанс, - продолжает холодно. - С моими братьями. Может, даже с Маратом, останься он жив. С любым мужиком. Влезть под кожу. Втереться в доверие. Пробить броню. Но здесь не прокатит. Не пытайся играть.
- Я не играю, - выпаливаю. - С чего ты...
- Я знаю каждый твой шаг, - обрывает. - Выдох. Вдох. Будешь наглеть, перекрою кислород. Твой единственный путь тут - ползти на коленях.
Злоба. От его издевательских фраз во мне просыпается именно это чувство. Дикое и первобытное, захлестывающее разум. Бесконтрольная ярость. Гнев. Одержимый, отключающий инстинкт самосохранения. Никогда прежде не ощущала ничего похожего.
На коленях будешь ты. Больной урод! Ты у меня в ногах окажешься. Пока не совсем представляю как. Но я тебя заставлю. Я найду способ. Я...
Проглатываю все те опасные слова, которые рвутся с моих губ, и улыбаюсь. Слабо, слегка, едва заметно.
- Это то, чего ты действительно хочешь? - спрашиваю, дотрагиваюсь пальцами до его шеи, чувствую, как бешено молотит пульс. - Привык ломать? Равную трахать скучно?
Ахметов ухмыляется. Даже трудно сказать, что пугает сильнее: его крепкие зубы или горящий взгляд.
- Это ты равная? - бросает насмешливо. - Ты?
Мои ладони движутся выше, замирают на его затылке. Пальцы зарываются в темные волосы. Притягиваю ближе. И гад ведётся, разрешает, подаётся. Наши губы практически соприкасаются.
- Дай мне нож - и ты узнаешь, - выдаю я.
Он мрачнеет. На миг. А потом начинает хохотать, да так жутко, что у меня трясутся поджилки. Содрогаюсь изнутри. Морщусь, желаю зажать руками собственные уши. Но пальцы не слушаются. Сорвавшись с его головы, соскальзывают ниже, задерживаются на плечах. Ногти вонзаются в мускулы, царапают сквозь ткань рубашки.
