Однажды за моей девчонкой погнался жирный придурок, кулаками размахивал, угрожал. А я следом продвигался, прикидывал, как этого смельчака навсегда успокоить, чтобы и не думал даже на чужое лезть. Когда она через забор перемахнула, я им занялся, жаль только разобраться не успел. Минута – девка вылетела прочь с криками, а за ней вылетел и пес. Здоровый гад. Охотничий. Вот это принцесса. Каждый заграбастать норовил.
- Моя! – рявкнул я.
Больше на псину не смотрел, девчонкой занялся, обошел вокруг, оглядел. Куртка у нее дурацкая. Что за цвет? В таком наряде нигде не спрятаться. По глазам бьет яркое пятно. Несчастье. Даже скривился от разочарования.
Зверек. Хилый. Совсем непригодный для жизни.
Такую и убивать жалко. Сама помрет. Разве она дотянет до восемнадцати? Вечно в неприятности попадает. Пару ее обидчиков я уже проучил тумаками, слегка помял. Нечего разевать пасть на мое. Собственность нужно охранять.
- Вставай, - ухватил ее за руку и вздернул вверх.
- Ты кто? – глазища выкатила.
- Никто.
- Так не бывает, - башкой замотала. – У всех есть имя.
- Нельзя убегать от бешеных псов. Либо убиваешь, либо встаешь на колени. Твоя беготня дразнит голодного зверя.
Это были фразы из фильма, который мне понравился. Фразы на языке, который она должна была понять.
Девчонка посмотрела прямо в мои глаза. Смело так. С вызовом. А потом застрекотала с такой скоростью, что мозг закипел, обрушила шквал вопросов, из которых я понял, ее интересовал тот проклятый пес. Она допытывалась, чем я шавку отвадил.
- Сказал, ты моя, - отрезал.
Опять защебетала, зубы оскалила, протянула мне какую-то траву.
- Держи! – воскликнула.
- Чего? – поморщился.
Она продолжила болтать. Благодарила за спасение. Наивная, знала бы мои планы, предпочла бы сдохнуть от клыков того пса.
Я взял мусор из ее крохотной ладошки, повертел в пальцах, пытаясь понять пользу растения. Если только на яд пустить, но я пока того уровня обучения не достиг.
Растер стебель, сжал пальцы в кулак.
- Нет! – взбеленилась девчонка. – Убьешь!
- Ты сорвала их. Значит, уже убила.
- Ты не понял.
Какого хрена трогает меня? В руку вцепилась, поглаживает. Больная явно.
- Главное, чтобы ты поняла, - отчеканил я. – От диких зверей убегать нельзя. Никогда. Не можешь сбежать – подчиняйся.
- Это не важно.
Точно блаженная. Или мою речь не разбирает? Хреново говорю? Ладно, наплевать. Больше меня волновало то, что я никак не мог сбросить с себя ее ладонь.
- Хочешь сдохнуть? – спросил прямо.
- А я мертвая, - плечами пожала. – Когда наступит восемнадцать лет, меня заберут навсегда.
- Кто?
Очередной шквал слов. Различил – «монстры», «люди», «кровь». Потом – «мама».
Девчонка покраснела и зашмыгала носом. Отлично, сейчас еще и разревется.
- Меня зовут Рустам, - бросил, лишь бы отвлечь.
- Юля, - пискнула она.
Мертвая? Как бы не так. Разве что хватка у нее мертвая, вон как в меня вцепилась. Мелочь, а держит. Обалдеть.
- Я знаю, - усмехнулся.
- Что?
- Я буду тебя охранять.
И я охранял. Теперь серьезно и по-настоящему, не ради забавы приглядывал. Когда уезжал на учебу, поручал задание своим пацанам, смены у нас были разные, всегда успевали меняться. Один уезжает, другой заступает. Так и тянулось все.
Я стал много с девчонкой общаться. Сам не понял, как и когда увяз. Раз возле дома задержался, успел ее поймать. Неугомонная. Вылезла из окна и сорвалась, башку расшибить пыталась. Дура. За ней глаз да глаз.
Завертелось в итоге. Она трындела без умолку, кучу вопросов кидала. Большую половину я не понимал, по голосу догадывался. Хуже, чем зарубежные фильмы смотреть. Тарахтела бешено, не угнаться за смыслом. Часто про школу расспрашивала. Я пробовал объяснить. Мы из разных миров. Что она там разбирала? Охотник и добыча. Расклад предельно ясен. Я ее жрать должен, а не лясы точить. Но к ней хотелось приходить, хотелось держаться рядом. Девчонка приятно пахла, и смотреть на нее оказалось приятно. Раздражение вдруг пропало, сменилось чем-то странным, теплым и давящим, распирающим грудную клетку. Это не походило ни на что. Даже на первые реальные тренировки. На бои без правил. Она будто выпускала мою кровь на волю. Врезала под дых то взглядом, то улыбкой. Забавная. Шебутная. Трудно игнорировать. И правда – принцесса. Единственная. Настоящая.
Я конкретно на нее подсел. Стал язык учить. Сам. Отец бы такого не понял. А дальше меня сюрприз ждал. Новая школа. На целый год. Без смен. Другой формат. Домой там отпускать не станут. Сбегать тоже не вариант. Остров посреди океана, а кругом вода. Бросайся и плыви. Только куда? Отучился, нормативы сдал, а дурь из меня не выбили. Гораздо хуже стало. Без девчонки было пусто и странно. Привык я к ней, прикипел. Как убивать бы стал? Не представлял. Вернулся, сразу к ней метнулся, выцепил. А она хмурая, злющая, из глазищ голубых искры летят. Взбесилась. Такая мелкота, а с норовом. Жесть, какая борзая стала, послала меня, разоралась и умчала в дом.
Ничего. Никуда не денется. Моя. Сказал же. А я слово не нарушаю.
Я ей всю комнату мусором забил. Ну травой. Лавандой. Теми ветками, которые она настойчиво мне в руку пихала, когда я пса отогнал. Короче, завалил ее спальню под завязку. Как старший брат советовал.
- На девчонку запал? – Марат на раз меня считывал.
Я промолчал. Мужик про чувства говорить не должен. Да и чувств быть не должно. Верность роду. Родовой долг. Наша жизнь – это сражение, бескрайнее поле боя. Для подвигов рождаемся и погибаем.
- Девчонкам нравятся подарки, - продолжил брат. – Цветы. Побрякушки. Ты в курсе, где бабло взять. Ахметовы никогда не скупятся. Давай, порадуй свою красотку.
- Я сам разберусь, - нахмурился.
Марат присвистнул.
- Крепко ты влип.
Я ничего не стал отвечать. Влип. Очень сильно. Сам понял. Пока на том острове торчал, чуть от тоски не сдох. Выл и ревел покруче голодного зверя. Но это мне силу дало там продержаться, выстоять, пробудить ярость и злобу, рвать врагов на куски.
- Цветов много, - выдал наконец. – А я в бабских штуках не шарю.
- Розы всем нравятся, - сказал Марат. – Но ты знаешь, что для нашей семьи розы – это особенный цветок. Не каждой девчонке их дарим, только той, которая реально цепанет. Тут личный выбор. Метка. Как печать ставим.
Интересно. Только зачем отмечать то, что и так по праву первого мое? Первый ее заметил. Первый схватил. Понимал, старшие не примут подобную идею, но против правды глупо переть. Моя она. Моя и точка. Пусть бесится, дергается, пусть не признает. Факт.