- Я показал тебе то, что ты сама хотела.
- Такого я точно не хотела, - отрицательно мотаю головой. – С чего ты вдруг решил? Да ты просто… да она тебе понравилась, вот ты и… а теперь еще и меня виноватой сделал.
- Выходит, ты была готова меня принять? – скалит зубы. – Там. В душевой кабине, когда дразнила сладкими обещаниями. Я ошибся? Неправильно понял? Стоило вжать тебя в стенку и вытрахать до звона в ушах?
- Нет, нет, - шумно втягиваю раскаленный воздух. – Тогда я совсем не желала становиться твоей. Была рада, что не тронул. И думала, что неплохо, если ты выбрал другую, лишь бы до меня не дотрагивался. Но… на тот момент наш первый раз произошел, поэтому ты мог подождать, пока я пойму, пока мы разберемся.
- Не мог, - опять усмешка. – Я не из тех, кто хранит верность.
- Ну вот, - сдавленно выдыхаю. – Ты сам подтвердил. От меня всего не получишь и пойдешь искать у других, найдешь девушек по своему вкусу. Как прежде находил.
- Я получил гораздо больше, чем все.
- Нет, - протестую моментально. – Я пришла к тебе, я признала чувства, но это не значит, что я поползу за тобой на коленях, буду умолять о боли и всех тех кровавых забавах. Я и узнавать про такое не хочу.
- Не хочешь – не узнаешь, - мрак в его глазах сгущается. – В чем проблема?
- Издеваешься? – печально улыбаюсь. – Этого хочешь ты.
- Глупая, - трется носом о нос, точно как в нашем далеком детстве. – Я хочу тебя. Не боль и не кровь. Ты мне нужна. Только ты.
- А другие? – едва губами шевелю.
- Их нет.
- Ты сказал, не хранишь верность.
- Верность я хранил роду. Клану Ахметовых. Своему отцу. Нашим законам. Но то, что между нами, это гораздо больше верности. Сильнее жизни. Сильнее смерти. Сильнее всего на свете.
- Что же это? – грудь сдавливает, а глаза печет, и я чувствую, как затуманивается взгляд, как слезы стекают ручьем.
- Догадайся, - улыбается.
Господи, кажется, он впервые просто улыбается мне. Без тени иронии, насмешки, без примеси темных чувств.
- Когда ты говорил все те вещи, - всхлипываю, шмыгаю носом. – Разделить меня с братьями, пустить на круг. Разорвать. Заставить валяться у тебя в ногах. Ты был отражением того монстра, которого я хотела в тебе увидеть? Намеренно пугал?
Опять этот взгляд. Или просто чудится?
- Наконец, начинаешь понимать, - говорит Рустам, принуждая мое сердце сжаться в комок и пропустить удар.
- Я знала, - закусываю губу, сдерживая нервный смешок. – Почему-то я знала, ты это сейчас скажешь.
- Давно пора, - хмыкает. – А теперь перейдем к делу.
- Подожди, - бормочу протестующе. – Кое-что мы не выяснили. Твоя практика в Азии. Кто именно научил…
Моя фраза утопает в надсадном стоне, потому как Рустам явно устает от обсуждений и решает показать свои знания наглядно. Прямо сейчас. На мне.
Глава 71
Он изучает мое тело. Губами. Зубами. Языком. Покрывает легкими скользящими поцелуями. Чуть прикусывает кожу, но тут же зализывает следы. Как зверь рану обрабатывает. Вбирает мой отклик. Впитывает. Все эмоции. Все оттенки чувств.
Его рот не ведает стыда. Его пальцы используют мое тело, словно музыкальный инструмент. Настраивают. Отбивают ноту за нотой. Исторгают мелодию порока.
Я растворяюсь в этих ощущениях. Расплываюсь. Раскалываюсь на части и вновь собираюсь по фрагментам.
Рустам переворачивает меня. Раскладывает в нужных позах, однако овладевать не торопится, проникать не спешит. Растягивает игру, исследует, как именно я на его прикосновения отзываюсь, как реагирую на ласки.
Краем сознания отмечаю эти детали, но они очень быстро ускользают. Рассудок охватывает пламя.
Я млею. Изнываю. Растекаюсь в упоительной неге. Возбуждение нарастает. И впечатление такое, словно кожу охватывает пламя.
Ощущаю губы и пальцы везде. Даже там, где до меня уже не дотрагиваются, ярко полыхает огненная паутина прикосновений.
Цепи очень удобно регулируются и скользят. Шелковые ленты тоже дают свободу передвижений, если правильно ими управлять. Эти путы ограничивают меня. А для Рустама предела нет. Неутомимый. Неукротимый. Неудержимый.
Он ставит меня на колени. Заставляет прогнуться, прижаться грудью к кровати. После укладывает на бок. Вновь поворачивает на живот. Размазывает по постели. Нежно, упоительно ласково. Иногда причиняет легкую боль, прикусывая плоть. Однако мои чувства до такой степени на пределе, что я едва замечаю это. Лишь содрогаюсь сильнее, чуть трезвею и вновь проваливаюсь в дурманящий морок.
Когда Рустам разводит мои бедра в разные стороны и касается чуть ниже живота, я не способна удержать вопль. Кричу так, что самой становится страшно. Еще немного и достигну разрядки, однако он умудряется и дальше удерживать меня на этой остро заточенной грани.
- Я… ты должен… разрешить, - выдаю сбивчиво, с трудом перевожу напрочь сбитое дыхание и выпаливаю: - Я тоже хочу тебя вот так связать!
Рустам отрывается от ласк, накрывает мою грудь ладонями, очень мягко поглаживает, а после сжимает соски, перекатывает между пальцами.
- Хватит, - шепчу с придыханием. – Это несправедливо. Ты меня трогаешь везде. Узнаешь все секреты. Изучаешь, как реагирую на твои руки. А я ничего о тебе не знаю.
- Жаждешь везде меня потрогать? – трется щетиной о шею, заставляя изнывать от сражения жара и холода внутри.
- Размечтался, - дергаюсь, пытаясь увернуться от его касаний, ведь горячие пальцы уже прокладывают дорогу к низу живота. – Просто… зафиксировать. Связать и посмотреть, как ты себя поведешь, когда окажешься на моей стороне.
- Я всегда на твоей стороне.
- Ты не понял...
- Желаешь узнать мои эрогенные зоны? – ухмыляющиеся губы впиваются в плечо, прикусывают кожу и мигом запечатывают след укуса жадным поцелуем.
- Да тут все ясно, - протягиваю я.
Огромный член рвется в атаку. Четко ощущаю пульсацию вен, которые обвивают мощную плоть. Закостеневший орган давно желает выпустить похоть.
И как только Рустам держится? Зачем терпит?
- Нет, - хмыкает. – Слишком очевидный ответ.
- Ну и ладно, - бормочу сквозь судорожный вдох. – Все равно там я тебя трогать не готова. Было один раз и достаточно. Непонятно, какие женщины…
- В моей постели одна женщина, - обрывает.
Я хочу подвергнуть это утверждение сомнениям. Правда – хочу. Очень хочу отметить, что его объяснения насчет той истории в отеле выглядят довольно блекло, и сбросив оковы одержимого дурмана, я их не приму.
Только разум отказывается подчиняться. Мысли путаются и угасают прежде чем успеваю озвучить, сформулировать фразу.
