— Ночью ты будешь спать.
— А ты?
— А я буду штудировать конспекты, днем с тобой сижу.
И я рад, что хоть кто-то приходит ко мне и веселит, кроме родителей. Точнее, кроме отца. Он позвонил один раз, спросил, как у меня дела, и когда я рассказал о травме, ответил только: «Ясно». Вот и все сочувствие. Я уже говорил, что ему будет плевать на мою боль утраты и разочарование в жизни. Странно, что по телефону не заставил меня знакомиться с документами винодельни.
— Кстати, у «Скиндеров»
[1] вышел новый альбом. Хочешь послушать? — беру со стола телефон и наушники в кейсе.
— Правда? — прозрачно-голубые глаза моментально выражают радость и предвкушение. — Как я пропустила релиз?
— Ты очень невнимательна, холодное сердце! — усмехаюсь в ответ.
— Я не холодное сердце! И вообще, что за дурацкое сравнение с мультиком? Мы совсем не похожи!
Еще как похожи, просто ты этого не замечаешь…
Эльза садится рядом со мной на кровать, втыкает один наушник в ухо. Мы вместе слушаем глубокие басы, ударные, вокал. То спокойный, то слишком резкий. Люблю такую музыку. Именно она дарит умиротворение и нереальный кайф. Чувствую, как она наполняет каждую мою клеточку, дарит драйв и мотивацию к борьбе.
Или дело не в музыке, а в компании?
«Сестренка» неожиданно кладет голову мне на плечо, что заставляет меня повернуться к ней. В ноздри проникает нежный аромат спелой клубники. Светлые волосы немного щекочут лицо, но я не поправляю их. Не хочу спугнуть умиротворение, возникшее между нами. Чувствую, как сердце начинает биться в такт музыке, как ее дыхание сливается с моим. Ее ладонь лежит рядом с моей. Мне стоит лишь дотянуться пальцем, чтобы почувствовать тепло белоснежной кожи. Она не холодная, как у вампиров или у той дурацкой принцессы из мультика. Я в этом уверен.
Она задерживает дыхание, когда я тянусь пальцем и касаюсь ее кожи. Мимолетно, почти незаметно, но я чувствую ее дрожь. Ее саму чувствую — сквозь грубые рокерские нотки. Темные ресницы, наверняка накрашенные какой-то дрянью, подрагивают, прозрачно-небесные глаза не смотрят на меня.
А я бы этого хотел…
— Привет больным! — в палату врывается звучный низкий голос Эдгара, моего друга. Я думал, он укатил с парнями на моря, а он стоит здесь, на пороге палаты. — О, ты не один.
— Я, наверное, пойду, — Эльза аккуратно встает с кровати, забирает рюкзак и мешковатый свитер и идет к двери. — Я приду завтра.
— Не задерживайся, — подмигиваю «сестренке» и замечаю легкий румянец на ее щеках. Однако насладиться этим не успеваю: она быстро покидает палату.
Пустота, возникшая в помещении, накрывает с головой. Несмотря на то что я не один, чувствую себя одиноким. Как всегда, когда она уходит домой. Пока там никого нет, наверное, ей хорошо.
Но мне без неё плохо…
Снова дурацкие мысли лезут в голову. Я не маленький мальчик, чтобы тосковать по какой-то девчонке, тем более по сводной сестре. Это бред.
— Красивая телка, — замечает Эдгар, вытаскивая меня из странных фантазий.
— Это моя сводная сестра, — произношу с нажимом в голосе, ощущая, как внутри все сжимается, а желание дать другу по лицу внезапно оказывается очень сильным.
— Эй, не кипятись так. И не сжимай одеяло — порвешь.
Я его сжал? Правда? Я и сам не заметил, как накатила злость. С чего это?
— Я думал, ты отшил Марину и закрутил с новой девчонкой, — ухмыляется друг.
— Она не моя девчонка.
— Мне показалось иначе.
— Мы — одна семья.
— Но вы не кровные родственники.
– К чему ты клонишь? — я вскипаю так, что мой голос повышается на несколько тонов. — Мы хорошо общаемся, она поддерживает меня, пока я торчу здесь. В чем проблема?
— Я заметил, как ты на нее смотришь, Дан, я видел этот взгляд у своего друга художника, когда он влюбился в свою девчонку (прим. автора: речь идет о главном герое романа «Миллиард секунд», который влюбился в свою подопечную). Поверь, я знаю, как выглядит влюблённый мужчина.
Ты ничего не знаешь обо мне. Не знаешь о моих чувствах, о чертовых взглядах, о наших жизнях. Я винил эту девчонку во всем. В том, что любовница отца стала моей мачехой, что она разрушила нашу семью. Разрушила образ моей мамы…
Я был несправедлив к Эльзе, и просто хочу загладить вину, узнать ее лучше, наладить отношения. Но мне кажется, что я привязываюсь к ней. Слишком быстро. Слишком крепко. Как к сестре.
Нет, это слово абсолютно не подходит. Я не чувствую себя ее братом, а она… Она вздрогнула, когда я коснулся ее руки, и покраснела, когда игриво взглянул на нее.
— Она. Моя. Сестра.
— Как знаешь, Дан, — Эдгар устало вздыхает. — Либо ты будешь счастлив, либо будешь страдать всю жизнь и жалеть о своём поступке.
— Ты слишком мудрый.
— А ты иногда себя ведёшь, как глупый мальчишка.
Я веду себя, как мужчина с мозгами. Я не люблю ее. Она мне не нравится. Я не питаю ложных надежд. У меня есть девушка. Однако эти слова кажутся мне заученными и противоречивыми. Самообман или игры разума? Я никогда не получу ответ на этот вопрос.
Эдгар еще несколько минут рассказывает об отдыхе ребят, о работе с российским художником за рубежом и «двух красивых цыпочках», которых он подцепил на днях. Но его болтовня летит мимо меня. Я не могу сосредоточиться на разговоре, в голове все крутятся слова друга о наших чувствах.
О моих чувствах.
Но их нет. Это просто дружба, просто родственная связь, которая должна была бы возникнуть между братом и сестрой, если бы у них были одни родители. Вдруг Эльза подумает, что я питаю к ней какие-то чувства? То, как она опускает глаза, как краснеют ее щеки, когда я гляжу на нее, как она вздрогнула сегодня, когда я коснулся ее пальцем. Мне нравится ее компания, нам комфортно рядом, но…
Я не хочу давать ложных надежд…
Когда Эдгар уходит, напоследок оглядев меня внимательным взрослым взглядом надоедливого папаши, я беру в руки телефон и пишу:
«Завтра у меня физиотерапия на весь день. Можешь не приходить».
Несколько секунд мой палец нависает над зелененькой стрелкой, но я все же нажимаю на нее. Вот и все. Дело сделано. Если бы я знал, что последует за этим, то… нет, не буду об этом думать, как бы мое сердце ни наливалось кровью.
Глава 10. Зачем ты так?
— Данечка! Наконец-то ты дома! С возвращением! — радостно выкрикивает мама, держа в руках… торт. Да, именно его. Конечно, она не пекла его сама — Рита постаралась, но странная улыбка матери и строгость Григория Викторовича наводят на странную мысль: а так ли уж они рады возвращению блудного сына домой?
