Нам это нужно.
— Я скучала… — шепчу скороговоркой и накрываю любимые губы своими.
Дан долго не отвечает, стоит на месте, словно борется со своими чувствами. А я хочу, чтобы он окунулся в нашу любовь с такой же силой, как и я. Проходит секунда. Другая. Его губы резко впиваются в мои, его ладони сжимают мою талию. До легкой боли. До хруста. Губы быстро шепчут какие-то слова, но я не различаю их.
Они сладкие — его губы. Мягкие, какими я всегда их помнила. С легким запахом табака и мускуса. Он начал курить? Как часто? Почему я не знала этого и не почувствовала табак на одежде? Но я задам этот вопрос позже. Не сейчас.
Впервые я ощутила эту дурманящую смесь полгода назад. В тот роковой день моя жизнь разделилась на До и После. В мой день рождения. Казалось, тогда я была совсем другой. Наивной. Неуверенной. Скромной.
Сейчас я изменилась. Смелая, уверенная в себе. В своих чувствах к единственному человеку, с которым горю, как в огне. В адском пламени. Никто не должен узнать о запретной любви к собственному сводному брату. Ни родители, ни знакомые. Никто не должен узнать о маленьком секрете, кроме Дана.
Вскоре я расскажу ему все…
Дрожу в его руках, умираю и возрождаюсь снова. Мои ладони жадно трогают его твердые мышцы, спрятанные под хлопковой футболкой и пиджаком, его пальцы скользят по… мамочки… Как же я скучала! Как же… Внезапно до меня доходит едва слышный стук каблуков и какой-то шорох в коридоре. Либо прислуга, которая не спит, либо…
— Дан, там кто-то есть! — шепчу, все еще обнимая любимого за плечи.
— Тебе показалось.
— А вдруг…
— Доверься мне, Эльза… — и вновь увлекает меня в поцелуй, за которым я забываю обо всем на свете.
Когда чувства настолько обнажены, мы не замечаем ничего вокруг. Для меня существует лишь он — человек, вокруг которого крутится весь мир. Эмоции съедают, бросают в бездну, из которой нет выхода. Но он не нужен — ведь рядом тот, чьи чувства взаимны, насколько бы запретными и неправильными они ни считались.
Ощущение, что мы не виделись вечность. У меня накопилось столько новостей, мне так много хочется ему сказать!
Я беременна.
Я часто представляла его реакцию, мечтала, что он обнимет меня и будет кружить на руках, как в голливудских фильмах. Но реальность далека от фантазий, правда? Но я узнаю об этом, когда…
— Что здесь происходит?
Наше уединение прерывает резкий щелчок выключателя и громкий стук двери о стену. Моя комната наполняется белым светом, ослепляя и выставляя напоказ меня в объятьях любимого сводного брата, которого не хочется отпускать даже под пристальным взглядом наших родителей. Дан небрежно поправляет футболку, облегающую атлетическое тело, а я стягиваю вниз подол платья, не смея взглянуть на маму. Так легко попасться. В моей комнате. В поздний час, когда родителей не должно быть дома.
— Может, ты, Даниил, объяснишь, в чем дело? — грозный голос отчима заставляет меня вздрогнуть. Мне было бы комфортнее, если бы я ощутила поддержку Дана, но он стоит далеко от меня и бесстрашно глядит на своего отца. — Ты забыл о нашем уговоре?
О каком уговоре? О чем он говорит?
— Нет, не забыл, — серьезным тоном произносит Дан. — Это просто ошибка.
Вряд ли он замечает, как замирает мое сердце после этих слов и больше не желает биться. Знаю, что Дан специально говорит так, чтобы защитить нас. Защитить меня… Сердце снова радостно отстукивает в груди. Тук-тук. Тук-тук. Он заботится обо мне. Он любит меня.
Наши чувства всегда будут взаимны…
— Хорошо, что ты осознал это, — со сталью в голосе заявляет его отец. — Завтра у нас вечеринка в честь помолвки. Твоей невесте не стоит знать об «ошибке».
Невесте?
Григорий Викторович окидывает меня презрительным взглядом, словно рядом с его сыном стоит мусорный пакет, а не падчерица, и покидает комнату. Вслед за ним, отсканировав стальными глазами меня, выходит мама.
Что это было?
Единственный вопрос, который сейчас возникает в моей голове среди всей этой неразберихи. Понятно, что родители застукали нас с поличным, а Дан пытался защитить нас. Пытался…
Слова отчима проникают в самую грудь, добираются до сердца и разбивают его на тысячу осколков. О какой невесте говорил Григорий Викторович? О той стерве, которую Дан бросил полгода назад? Если о ней, то почему Дан молчит? Почему ничего не говорит в своё оправдание? Или…
— Не смотри на меня так, — Дан первый нарушает тишину, когда сердитые родители оставляют нас наедине друг с другом.
— Как мне еще на тебя смотреть?
Ярость вскипает внутри меня вперемешку с горечью. Гляжу в спокойные глаза самого дорогого человека на свете. Они теряют зеленый оттенок, становятся чисто-серыми. Ледяными. Они заставляют меня дрожать от страха и неизвестности. От отчуждения и холода, которым в один миг наполняется моя комната.
— Ты знала, на что шла. Наша интрижка не могла длиться вечно. Родители все равно узнали бы, наши акционеры не потерпели бы такой грязи.
— Грязь? Интрижка? — мой голос поднимается выше на пару тонов. — Так ты называешь нашу любовь?
— Мы — одна семья, Эльза. У нас нет будущего, и не будет. В следующем месяце я женюсь, а ты продолжишь учиться. На этом все.
Не верю, что выслушиваю все это, глядя на некогда родного человека. Что мы сейчас, глядя друг на друга, как несколько минут назад, кажемся чужими. Между нами будто выросла стена, не позволяющая понять друг друга. Кто стоит передо мной? Проекция Дана из параллельной вселенной? Почему он разбивает мне сердце жестокими словами?
В горле появляется комок, который невозможно проглотить или подавить. В глазах собирается влага, грудь простреливает несколькими невидимыми пулями, ранящими мое сердце. Я не хочу плакать при нем, но слезы сами скатываются по щекам, оставляя извилистые дорожки.
За что он так со мной? За что?
— Не реви, это лишнее. Лучше прекратить это сейчас.
— Зачем ты так? — спрашиваю сквозь слезы. В его глазах на мгновение появляется лучик света в виде зеленого блика, однако он быстро пропадает.
— Так надо…
Надежда, возникшая на миг в груди, гаснет. Он чужой. Абсолютно чужой. Он больше не мой Дан, которого я ждала с работы, не мой Дан, с которым мы планировали открыть картинную галерею. Он не тот мужчина, с которым я чувствовала себя спокойной.
— Жду тебя завтра на помолвке. Надеюсь, ты порадуешься за нас.
Я никогда не порадуюсь за тебя, Дан. Я никогда не посмотрю ни на тебя, ни на твою невесту в восхищении. Ты согрел, зацепил, привязал к себе, а затем сломал. Только что ты оставил от меня острые осколки, которые будут наносить окружающим колющие удары.
Ты был всем для меня, пока однажды не стал абсолютно чужим.
