– Чай, кофе? – любезно произнес дежурные слова батлер.
– Несите все, и бутерброды, – распорядился гость, – четыре штуки. Два с сыром, три с колбасой. Масло обязательно, корку с хлеба срежьте, не люблю ее. Кофе сначала, чай потом. С пирожными. Вам понятно?
– Будет сделано, – пообещал батлер.
– Шевелитесь! – рявкнул Варфоломеев и повернулся ко мне: – Подушкин?
Я улыбнулся:
– Да. Иван Павлович.
– Вот еще, по отчеству полицейского называть, – отмахнулся гость.
– Вы находитесь в офисе частного детектива, – уточнил я.
– И что? – процедил Геннадий. – Все равно ищейка! Вас нанял Петр Алексеев! Он вор!
Я понял, что разговора не получится, и решил дать гостю выговориться. Пусть скажет все, что хочет, устанет, и тогда я задам ему несколько вопросов.
– Алексеев украл медцентр моего отца, – завел Варфоломеев, – Петр работал у Виктора Сергеевича врачом. Простым, на побегушках, носилки привезти, клизму поставить, судно вылить!
– Вы по отчеству «Семенович», – напомнил Боря, который успел войти в кабинет с подносом и поставил его на маленький столик перед Геннадием.
– И что? – покраснел Варфоломеев.
– А владельца клиники звали Виктор Сергеевич, – продолжал Боря.
Он занимался расстановкой тарелок, чайника, чашек и не смотрел на Геннадия, не видел, как тот изменился в лице.
Я кашлянул, Борис не воспринял это как предостережение и продолжал:
– Обычно в метрике ребенка записывают имя отца…
Раздался звонок в дверь.
– Вроде мы никого больше не ждем, – удивился батлер и ушел.
Геннадий схватил бутерброд, не жуя проглотил его, расправился со вторым, третьим, потом зашипел:
– Выгоните дурака, который посмел сказать, что я не сын своего отца! Убейте его! Сбросьте с балкона! Знаете, что Петька с папой сделал? Он его в женщину превратил! А потом в бабушку!
И тут до меня дошло, что Варфоломеев психически болен. Странно, что он разгуливает один по Москве, но…
Поток моих мыслей прервал вопль Геннадия:
– Смотри мне в глаза, мразь!
В ту же секунду Варфоломеев схватил чайник и кинул его в меня. Не знаю, как я успел увернуться. Чайник пролетел в паре сантиметров от моей головы, попал в напольные часы и дождем осколков обрушился на паркет. С сумасшедшими нельзя спорить, памятуя об этом, я произнес:
– Конечно, прямо сейчас уволю Кузнецова.
Геннадий замер, потом завопил:
– И сам убирайся вон!
Затем он схватил стул и поднял его над головой. Я решил, что разумная трусость в данном случае будет уместной, и нырнул под стол, ожидая звона, грохота… неизвестно же, куда Варфоломеев запустит стул.
Но раздался очень тихий звук, похожий на свист, потом что-то упало, но не разбилось. В моем офисе нет мешка с мукой, но возникло ощущение, что именно он сейчас рухнул на ковер. Я осторожно высунул голову из укрытия.
Глава двадцать вторая
Перед моим взглядом развернулась такая картина. Боря держит Геннадия, буян висит у него в руках. Ноги Варфоломеева подкосились, руки болтались, голова свесилась набок, глаза были полузакрыты. На пороге стояла крепкая женщина лет пятидесяти, на ней темно-синее платье, на голове косынка, а в руке… револьвер.
– Добрый день, – сказал я, вылезая из-под стола. – Что у нас тут случилось? Уважаемая гостья, сделайте одолжение, уберите оружие. Надеюсь, у вас есть разрешение на его ношение? В противном случае я вынужден сообщить…
– Пистолет медицинский, – перебила меня незнакомка, – хотя и похож на настоящий. Стреляет снотворным, применяется в психиатрических лечебницах. Добрый день, я Елена Николаевна, медсестра. Можете звать меня просто Леной.
– Давайте положим Геннадия на диван, – предложил Боря.
Я не успел отреагировать. Женщина схватила Варфоломеева за ноги. Через пару секунд спящий хулиган лежал на диване.
– Мой гость болен? – предположил я.
– Разрешите сесть? – осведомилась Елена Николаевна.
Я опомнился.
– Да, конечно, устраивайтесь поудобнее. Чай, кофе?
– С удовольствием, – обрадовалась медсестра, – когда я нервничаю, всегда потом зверский аппетит развивается.
Борис ушел.
– Вы ухаживаете за Геннадием? – спросил я.
Елена вздохнула.
– Петр Ильич просил меня присматривать за Варфоломеевым. У него обсессивно-компульсивное расстройство. Знаете, что это такое?
– В общих чертах, – ответил я, – психическое состояние, при котором больного мучают навязчивые мысли, он совершает стереотипные действия. Например, постоянно моется, перед выходом из дома по пятнадцать раз касается ручки двери, потом бежит ополаскивать руки и снова пятнадцать раз нажимает на ту же ручку. Его мучают сомнения: «Выключил свет перед тем, как отправиться на работу? Закрыл холодильник? Захлопнул форточку?» В голове у несчастного «умственная жвачка», он обдумывает вопросы, на которые, как правило, нет ответа. Ну, например, что произойдет десятого января три тысячи первого года, пойдет ли в этот день дождь? У человека развивается тревожность, настоящая, а не мнимая депрессия, возникают панические атаки, появляются суицидальные мысли. При легких формах расстройства больной способен к самостоятельному проживанию, самообслуживанию, к работе. И подчас даже не знает, что страдает этим расстройством, не понимают этого и члены семьи, друзья. Ну, моет женщина по десять раз на дню полы с мылом, ну, нервничает по поводу невыключенной плиты, возвращается домой, не доехав до работы. Это же забавно, вот какие странные люди бывают.
– Вы врач? – удивилась Елена, когда я замолчал.
Я улыбнулся.
– Нет, просто люблю читать научную литературу. Да и профессия моя обязывает иметь поверхностные знания по медицине.
– Варфоломеев человек с непростой судьбой, – пояснила медсестра, – его когда-то приголубил Виктор Сергеевич Орлов, обеспеченный человек. Он воспитал мальчика, тот, лишенный родительской заботы, получил ее полной мерой от опекуна. Но юридически бизнесмен опеку не оформлял. Он содержал Гену, купил ему квартиру, нанял няньку, потом воспитателя. Почему Орлов так поступил? Я не знаю. До кончины Виктора Сергеевича его подопечный ни в чем не нуждался. Геннадий был ленив, учился кое-как, не хотел работать. Наверное, он рассчитывал на то, что ему достанется бизнес опекуна. Но когда покровитель ушел на тот свет, оказалось, что медцентр завещан Петру Ильичу Алексееву, близкому другу Орлова. Виктор Сергеевич основал клинику, вложил в нее не только средства, но и душу. Неразумно оставлять свое детище человеку, который любит спать до обеда.
Елена замолчала.
