– Товарищ лейтенант, вы что такое говорите? А вы сами не пробовали эту землю долбить? – ответил на это его подчиненный.
В траншее все было печально. Получил тяжелое ранение в грудь красноармеец Асташкин. Он был без сознания, но вроде дышал. Санитар с сумкой на боку проводил перевязку.
Та же мина сразила сержанта Левитина. Похоже, она взорвалась аккурат между ними. Приводить его в чувство было бесполезно, слишком много досталось парню. Весь его бок был залит кровью, выдрана овчина из полушубка. В последний момент перед смертью сержант испытывал сильную боль. Она осталась на искореженном лице.
Шубин отвернулся, закурил и сразу выбросил папиросу. Рвотный спазм скрутил его горло. Но ему сразу стало легче, вернулось зрение в полном объеме, отчаяние в душе вытеснила злость.
Непонятно откуда взялась Настя в расстегнутом полушубке, без шапки. Она испустила облегченный стон и бросилась ему на шею, игнорируя нормы приличия, не нужные совершенно никому.
Разведчики смущенно отворачивались. Молодой Краев украдкой подглядывал, завидовал.
Настя плакала, что-то бормотала, утирала слезы кулачками.
Обреченность стояла комом в горле Глеба.
«Сколько мне еще осталось? – подумал он. – День, два, может, неделя. Потом мертвое тело накроют брезентом, закопают вместе с другими в братской могиле, а штат подразделения укомплектуют новыми бойцами. Этот процесс будет идти до того дня, пока не переломится хребет у фашистской гадины. Много ли людей, встретивших в окопах утро двадцать второго июня, осталось в действующей армии? Практически никого, только редкие везунчики вроде меня. Но и мое везение когда-нибудь оборвется».
Он поднял шапку, валяющуюся в траншее, – ее сорвало с головы погибшего бойца, принесло взрывной волной – натянул на голову девушки.
Она не замечала этого, всхлипывала, потом шумно выдохнула, смущенно глянула ему в глаза.
– Прости, я такая кисейная барышня.
– Возвращайся в деревню. – Шубин чмокнул ее в щеку, отстранил от себя. – Все будет хорошо. Я не шучу, вот увидишь.
Глава 6
Замена командиру полка нашлась быстро. Из штаба дивизии был прислан майор Гладышев.
– Не боевой офицер, – случайно услышал Глеб разговор двух комбатов.
– Да, пропагандист, по политической части. Что ж, посмотрим, как быстро он полк угробит.
Майор мрачно выслушал Шубина и проговорил:
– Не знаю, что вам наобещали, лейтенант, но снаряды нам еще понадобятся. Артиллерия по поводу вашего отбытия сможет сработать только по минимуму. Кстати, могу обрадовать вас. Товарищ Измайлов пока жив. Хирурги провели операцию, извлекли осколок из живота. Грудная клетка в плачевном состоянии, но это не самое страшное, что могло случиться. Долгое время он будет неподвижен.
Десять разведчиков покинули расположение в одиннадцать вечера.
Артиллерия все же отвлекла внимание противника, пусть и ненадолго. Работала единственная батарея, расположенная на восточном фланге полка. Орудия произвели по четыре выстрела и затихли.
Вражеские наблюдатели засекли скопление советской пехоты вдоль балки, заросшей кустарником. Командиры подняли красноармейцев среди ночи и отправили создавать массовку. Но когда проснулась и заработала немецкая артиллерия, в кустах уже никого не было. Снаряды перепахали балку, погубили всю тамошнюю растительность. Атаки не последовало. Немцы остались довольны и легли спать.
«Ладно, хоть так», – думал Шубин, подгоняя своих людей.
Майор Гладышев оказался не столь уж непроходимым упрямцем. Под грохот батареи разведчики добежали до замерзшего озера, скатились с метрового обрыва на лед. Они ползли, кое-где передвигались на четвереньках. Маршрут оказался сравнительно безопасным.
Пока противник обстреливал пустую балку, группа продвинулась метров на триста. Кряхтел Федор Ванин, придавленный ко льду тяжелой рацией. Следом за ним полз Григорий и издевался над неповоротливым братцем. Мол, Федька-то ладно, ничего с ним не случится, такое добро вообще не тонет, а рацию жалко, это ведь казенное имущество. Бойцы глухо хихикали.
Шубин злился. Нашли время упражняться в остроумии!
Закончился спасительный обрыв. Люди скопились у края береговой полосы, терпеливо ждали, пока командир примет единственно верное решение.
На правом фланге фрицы забрасывали в небо осветительные ракеты, однако на пути группы они не показывались. По данным воздушной разведки, этот участок был свободен. Но совсем оголить его немцы не могли. Это было бы слишком опрометчиво с их стороны. Им ничего не мешало оставить здесь пулеметные посты или что-то похуже.
Ночь была безлунной. Шубин всматривался в морозную пелену. Дул ветер, над землей струилась поземка, играя на руку советским солдатам. Над головами нависли низкие беспросветные облака. До леса простиралось открытое заснеженное пространство. Двести метров, не такая уж и запредельная дистанция. Однако самое неприятное состояло в том, что разведчики не знали, ставили ли немцы на этом участке мины.
Засиживаться здесь явно не стоило. Еще немного, и немцы наверняка зададутся резонным вопросом. Что это было? Не пытались ли русские отвлечь их внимание?
– Надо ползти, мужики, – пробормотал Глеб. – Медленно, не отрываем головы от земли. Двоим остаться, следить за лесом. Давайте за мной.
– Разрешите я первым пойду, товарищ лейтенант? – спросил Косаренко. – Меня в тридцать пятом в армию призвали, так я сапером был, неплохо справлялся, первые места на учениях занимал.
– Хорошо, давай, только осторожно.
– Не спешите за мной, товарищ лейтенант. Двадцать метров проползу, потом вам знак подам. Вы за мной, четко по следу, никуда не отступая. Если мины еще осенью в землю зарыты, то сейчас они не сработают. Такие пласты между ними и нами. Но фрицы могли и по снежку расставить, кто их знает.
Это были непростые минуты. Косаренко полз по-пластунски, прощупывая пространство перед собой. Внезапно он замер и сказал дрожащим шепотом, что здесь противопехотная немецкая мина. Опасный участок боец обогнул и вскоре снова подал сигнал. Немцы зарывали мины в снег, чтобы прикрыть территорию, на которую не хватило войск, а после этого еще и снег навалил.
– Ни хрена себе, вот так подснежники, – пробормотал Барковский. – Весной снег растает, и все это благолепие будет тут валяться как коровьи лепешки.
Люди ползли по канавке, оставленной Косаренко за собой, замирали, когда немцы запускали в небо очередную ракету. Маскхалаты на них были новые, еще не испачканные. Они практически идеально прятали бойцов. Разведчики дрожали от нетерпения, мечтали быстрее добраться до опушки.
Канаву красноармейцы продавили внушительную. Замыкающие ползли по ней как по гладкому желобу.
«Как назад пойдем? – мелькнула неудобная мысль в голове Глеба. – Наступит день, немцы все увидят».
