Глеб осторожно высунулся в окно. Других негодяев, желающих получить пулю, поблизости не наблюдалось.
Красноармейцы стреляли из проемов, выходящих на дорогу. Им отвечали полицаи, окопавшиеся в водостоке. На огороде тоже шла пальба, но противник там особой наглости не проявлял. Карабаш и Косаренко держались.
– Товарищ лейтенант, это я, Барковский! – донесся крик из-за забора. – С горки спустился, задворками пролез. Кажется, вовремя, да?
– Молодец, прими благодарность! – выкрикнул Шубин. – Погоди, ты что, рацию бросил?
– Не бросил, а припрятал. Да не сбежит ваша рация. Что вы о ней так печетесь? Воришек тут нет, мы же не на вокзале, верно? По-вашему выходит, что я должен был сидеть в лесу и смотреть, как вас убивают?
– Хорошо, там и сиди, не пускай супостата в наш дом! Глядишь, и отобьемся!
– Что у вас там происходит, товарищ лейтенант? – прокричал Федор Ванин. – Вы с кем разговариваете?
– Да тут Барковский вовремя появился.
Полицаи не ожидали такого отпора. Несколько человек они уже потеряли, их наступательный порыв иссяк. Но выслужиться перед хозяевами они все еще хотели и не прекращали стрельбу.
– Товарищ лейтенант, патроны кончаются! – выкрикнул Федор.
– А я тебе что, снабженец? – ответил на это Глеб. – Учись использовать то, что имеешь. Держимся, парни. Их мало осталось!
С боевым духом у полиции начались проблемы. Разведчики в огороде успешно отбивались. Враги перекликались, срывались на истерику.
Тут-то и произошло весьма знаменательное событие. Залихватский свист расколол пространство, хищно вцепился в барабанные перепонки. Стреляли на улице и на огороде, со стороны плетня, выходящего на склон.
– Атас, братва, уходим, партизаны! – заорал какой-то фашистский прихвостень.
Но уйти оказалось непросто. По избе полицаи теперь не стреляли, боролись за свои жизни. Пальба велась суматошная.
– Вот так номер! – заявил из-за ограды Барковский. – Товарищ лейтенант, а мы уже не одни. Боженька прислал с неба подкрепление!
Шубин прыжками понесся через горницу, подбежал к закопченному окошку, выходящему на огород. Вроде все живы, не считая Каратаева и Бердыша, убитого на склоне. Краев и Леха Карабаш сидели за бочками, высовывались из-за них, хотели все знать. Косаренко распростерся в снегу, пытался извлечь папиросу из мятой пачки. Покурить ему мешала голова, которую он боялся оторвать от земли.
В пространстве между постройками кипели страсти. Полицаи попали в ловушку, получали пули в спины. Двое из них прорвались во двор и бросили оружие, но это не помогло. Один повалился замертво в сугроб. Другой рухнул на колени, вскинул руки. Однако это не спасло от крупных неприятностей. Даровать жизнь предателям никак нельзя, это очевидный признак дурного тона. Простреленное тело рухнуло в снег. С этой стороны живых врагов не осталось.
Шубин побежал обратно в горницу. Там все были целы. Толик Иванчин в изнеможении опустился на пол, прижался затылком к стене. Григорий оторвался от окна, отыскал глазами Федора. Тот как раз высунулся из спальни. Оба снисходительно кивнули друг другу.
За окном и здесь шел бой. Кто-то пробежал по дороге, залег, захлопали выстрелы. Поднялись еще двое полицаев, пытались спастись от огня, обрушившегося на них. Один сорвал с рукава повязку, но эта уловка не сработала. Пуля сбила шапку с его головы, он схватился за блестящую лысину и тоскливо завыл. Напарник подтолкнул этого типа, мол, не тормози. Мощный огонь обрушился на негодяев, попавших в ловушку. Они убегали, каждый думал только о себе.
Несколько человек пробежали по водостоку. Охнул незадачливый вояка, зарылся носом в снег, застонал, зажимая простреленный живот.
– Мишка, двое ушли! – проорал молодой голос.
Огонь не смолкал. Одновременно заработали несколько трофейных автоматов.
– А хрен-то они ушли! – басом ответил партизан. – От нас не скроешься. А вот баба, которая с ними была, кажется, смылась. За ней Тишка побег, может, и поймает. У него ноги как у страуса!
– И мозги такие же! – заявил товарищ.
– Подумаешь, мы бы и сами справились, – с какой-то неуместной ревностью пробормотал Григорий Ванин. – Это кто такие, товарищ лейтенант? Партизаны, что ли?
Шубин подошел к окну, но на всякий случай не высовывался. Бой отгремел, на снегу валялись мертвые полицаи. Над деревней Худяково зависла оглушительная тишина.
Ангелы-хранители тоже не выходили из укрытий. Кто-то из них лежал в водоотводной канаве, другие – за порушенным забором.
– Кто-кто в невысоком живет? – задорно прокричал молодой голос. – Зайчик-побегайчик?
– Лейтенант Шубин, разведка Двести двадцатого полка оперативной группы генерала Катукова!
– Звучит! – долетело с другой стороны дороги. – Ну что ж, мирное деревенское население вас горячо приветствует, товарищи красноармейцы! Далеко же вы забрались! Смычка города и деревни, не иначе!
Невидимые партизаны потешались от всей души. Веселый оказался народ.
– Ладно, хватит ржать! – крикнул Глеб. – За помощь спасибо, но сами-то вы кто такие? Мы к товарищу Разжигаеву шли, на засаду нарвались. Связной паскудой оказался!
– А это не связной, – прозвучал молодой и задорный голос. – Сволочь фашистская! А настоящего Порфирия Савельевича полицаи прибрали второго дня, пытали, пальцы отрывали! В общем, выдал мужик сведения, чтобы спокойной смертью умереть. А ты пароль знаешь, лейтенант?
Шубин произнес условную фразу.
– Тогда все отлично, – заявил партизан. – Считай, что поверили! А что с этой сволочью, лейтенант?
– Убили мы его. Отзыв назови!
Партизан сделал это.
– Вы с базы Разжигаева?
– Правильно, лейтенант. Наши люди видели в соседней деревне, как вы по лесу крадетесь, от немцев хоронитесь, вроде в Худяково направляетесь, где засада сидит и вас ждет. Петруха и проникся, на лыжах заспешил к Прокопию Тарасовичу, минут за двадцать домчался по свежему снежку. Вот командир нас сюда и отправил, как чувствовал, что из беды выручать придется.
– Сколько вас, мужики?
– Восемь пришло.
– И нас восемь… – Шубин споткнулся. – Было больше. Слушай, друг, а мы так и будем из укрытий разговаривать? Вы там, мы здесь? Мы парни, конечно, скромные, в чужой монастырь со своим уставом не ходим, но… Да и немцы скоро подтянутся. Такой грохот по округе стоял!..
– Так выходите, кто вас держит, – заявил партизан. – Обещаем, стрелять не будем. Эй, на той стороне, вы слышите? – Он повысил голос.
– Слышим, товарищ Мишка! – донеслось из-за бани. – Мы же не идиоты, чтобы по своим стрелять.
Смычка города и деревни прошла мирно, в непринужденной, дружественной обстановке. Разведчики потянулись из избы. Парни во дворе уже братались с мужиками в треухах и фуфайках, вооруженных немецкими автоматами. У тех и у других были звезды на шапках.
