Эштарец только кивнул, не отводя от нее глаз.
− Да, − едва слышно ответила Вилия, принимая взгляд мужчины и вспыхивая от него внутри.
− Тогда подтвердите свое решение делом, и пусть Бог Войны наградит вас сильным потомством.
Чуть отступив, жрец извлек из рукава алой мантии короткий ритуальный клинок, покрытый письменами.
Энрар принял его из рук жреца, быстро полоснул ладонь левой руки и тут же сжал кулак, заставляя кровь бежать тонкой струйкой вниз по обнаженной смуглой коже и одинокими каплями упасть на белый песок.
− Перед лицом Бога Войны я кровью подтверждаю свой выбор, − уверенно сказал Энрар, глядя в огромные медовые глаза своей женщины, а затем коснулся кровавой рукой ее лица и провел пальцем по распахнутым губам, окрашивая их в цвет мака, а значит в цвет любви.
У Вилии сперло дыхание от горячей крови на губах. Прикосновение мужчины действительно обжигало, а уверенный взгляд завораживал так, что она, подавшись вперед, не закрыла глаза в тот миг, когда губы мужчины решительно коснулись ее дрожащих губ.
Для нее внезапно исчез и жрец, и чужой бог, и пляска пламени свечей, остались только горячие руки на ее талии и требовательные губы, захватывающие ее всю решительным поцелуем.
«Моя», − стучало в голове у Энрара, когда он сжимал прозрачную ткань.
Он просил жреца уйти, потому не отдал ему нож, как полагалось, а просто отшвырнул в сторону, чтобы схватить женскую грудь и ощутить ладонью твердые соски. Усмехаясь сквозь поцелуй, он с горечью и восторгом продолжал смотреть ей в глаза, проскальзывая языком в ее послушно приоткрывшийся ротик, блуждая порезанной рукой по ткани, превращая светлое прозрачное полотно в свою клятву крови.
За эту женщину он действительно был готов сражаться с любыми врагами, а взамен вместо любви мог взять лишь верность. Почему-то он был уверен, что Вилия непременно будет лучшей матерью для его детей, вот только мужчине всё больше казалось, что перед ним столь хрупкое создание, что его можно просто сломать слишком пылким прикосновением.
Он смотрел ей в глаза, целовал, чувствовал ее руки на своей груди и дрожь ее пальцев, видел блеск слез в ее глазах, но остановиться уже не мог. Он хотел обладать ею полностью, по-настоящему, хотел навсегда сделать своей, чтобы больше никто не смог ее забрать, потому, резко отстранившись, он развернул женщину, заставляя ее застыть лицом перед чуждым ей идолом, а сам, став сзади, прижал ее к себе так, чтобы возбужденный член оказался меж ее упругих ягодиц.
− Запомни этот миг, − прошептал он хрипло. – Отныне всё будет иначе.
Вилия вздрогнула, но тут же расслабилась, чувствуя, как сильные руки с ее живота скользнули вверх к груди, а губы обожгли шею так же нежно, как прежде.
Жар, охвативший всё тело, стал спускаться к низу живота, превращаясь в зуд и влагу. Выгибая шею, почти жена цеплялась руками за бедра мужчины и прижималась плотнее ягодицами, сжимая ими толстый ствол, уже совсем привычный и не смущающий ее. Она просто подчинялась, растворялась и прикрывала глаза, ничего не боясь. Даже когда эштарец скользнул вниз, увлекая ее за собой и заставляя ее стать на колени, она подчинилась, по воле чужих рук подалась вперед, упираясь рукам в пол и звучно выдыхая.
Она чувствовала, как Энрар поднял ее длинную юбку и откинул вверх, оголяя зад, но только звучно ахнула, когда руки мужчины сжали ее ягодицы и стали медленно с наслаждением их мять, чуть сжимая и немного разводя.
Прикасаться к ее бархатной коже и упругим бедрам для Энрара было почти невыносимо, но он всё равно медлил, поглаживая ее и усмехаясь от того, как женщина выгибается, показывая ему самые сокровенные свои складочки, по которым медленно стекал сок и падал на песок, орошенный кровью.
− Ты сделаешь мне приятно, если не станешь сдерживаться, − прохрипел Энрар ей в ухо, прижимаясь к ней всем телом и резко одним рывком входя в податливое тело.
Вилия вскрикнула, но не от боли, а от странного внезапного радостного чувства полноты, поразившего всё ее лоно.
Открыв глаза, она громко стонала, выгибая шею, подставляя ее под поцелуи и робко касаясь пальцами мужской руки, упирающейся в пол.
Она едва ли понимала, как он удерживал ее на весу, постепенно приподнимая, сжимая коленями ее ноги и проникая в нее жадными рывками. Меж их телами словно не было ни малейшего расстояния, просто став едиными, они стали лишь тенями в отблесках свечей.
У женщины кружилась голова. Собственные сладкие, бесстыдно громкие стоны казались ей чужими, а член, который она сжимала всем своим нутром, таким огромным и горячим, что все ощущения смешивались, заставляя ее впиваться ногтями в руку, прижимавшую ее к мужскому телу.
Энрар не мог понять, честна ли она с ним в этот миг или играет, да и не мог он думать об этом сейчас, жадно проникая в тугое влажное тело. Он просто знал, что больше может не сдерживаться, не контролировать себя и не думать. Отдаваясь ощущениям, кусая нежную кожу на женских плечах, он позволил себе быстро излиться в нее, наслаждаясь ее протяжным стоном и жадной пульсацией внутри, словно ее тело стремилось затянуть всё его семя, не оставив песку ни единой капли.
− Рар, − прошептала Вилия, не веря, что всё могло зайти так далеко.
− Молчи, − попросил мужчина, бережно усаживая ее на песок и тут же отстраняясь, чтобы появиться рядом со шкатулкой в руках. – Я хочу, чтобы ты приняла это как символ нашего союза.
Открыв шкатулку, он поставил ее на пол, ожидая ее реакции. Вилия только выдохнула, видя украшение изящной заморской работы.
− Позволишь надеть его? – спросил Энрар, внимательно наблюдая за ней.
− Да, − робко отозвалась Вилия, поднимая глаза и не веря, что у нее действительно спрашивали разрешения, словно она мгновенно перестала быть вещью.
Эштарец даже улыбнулся, застегивая украшение на ее шее, а Вилия растерянно осмотрелась, не веря, что они действительно одни и даже жреца здесь нет. От этого страшная, дикая для нее церемония показалась ей вдруг самым естественным из того, что происходит между мужчиной и женщиной. Осторожно коснувшись испачканной кровью руки, она робко спросила:
− Разве теперь я не должна смыть с нее кровь?
− Я думал, что ты не захочешь этого делать, − прошептал Энрар, но тут же кивнул в сторону алтаря. Там на полу стояла небольшая чаша с водой.
Закрыв на миг лицо руками, Вилия кивнула, не понимая, почему ей вдруг стало так хорошо и спокойно, а затем подползла к чаше, взяла ее и, обмакнув подол своего неприличного платья, стала осторожно промывать рану, перерезывающую старый тонкий шрам, явно оставшийся после иного ритуала. Видеть его было горько, но женщина заставила себя улыбнуться.
− Простите, что не приняла цветок, − прошептала она. – Я не ожидала.
