− Отец, − только и смогла прошептать его дочь в ответ, стараясь не плакать.
− Тебя прислали ко мне? – спросил барон, вытирая слезы с ее лица. – Угрожали?
− Нет, − выдохнула Вилия. – Мне позволили поговорить с тобой. Я очень хотела сказать тебе, что ты нужен нам. Мне и Арону. Без тебя очень страшно.
Барон прикрыл глаза, выдохнул и строго взглянул на дочь:
− Ты отдалась эштарцу? – спросил он строго.
− Откуда…? Отец, я…
Что сказать Вилия не знала, только отпрянула, сев на пол и дрожа всем телом. Обвинений от родного отца, особенно теперь, она никак не ожидала.
− Мне надо было выжить и защитить Арона, − выдохнула она дрожащим голосом.
− Он издевается над тобой? – строго спросил барон.
− Вовсе нет, отец. Он заботится о нас. Арону он даже нравится как человек.
− А тебе?
Вилия только неловко улыбнулась.
− Говори, − настаивал барон, подавая ей руку и жестом прося сесть рядом.
− Я была бы рада встретить его в других обстоятельствах. Я не знаю, как относиться к нему, и очень надеюсь, что когда тебя освободят, я смогу оставить его и вернуться к прежней жизни.
Поднявшись, она действительно присела рядом, стыдясь смотреть отцу в глаза.
− Почему меня должны освободить? – спросил барон холодно.
− Я на это надеюсь, − прошептала Вилия и взглянула на отца. – Я говорила с Эрвардом Крайдом. Он сейчас представитель эштарского короля в городе. Он хочет мира, отец. Ему невыгоден упадок в Нерите, напротив, его цель − процветание нашего города, и он считает, что ты мог бы стать его советником.
Барон скривился, но возразить не успел, потому что дочь крепче сжала его руку и заглянула в глаза:
− Я знаю, отец, что это будет измена родине, знаю, что это равнозначно предательству нашего короля, но ведь король где-то там, далеко, а люди, которых ты знаешь, которых ты любишь, они нуждаются в тебе, в твоей мудрости, в твоих знаниях. Умоляю, подумай обо мне, об Ароне, о горожанах, которые так любят тебя. Ты можешь сделать очень многое.
− Нарушив данную клятву? – спросил барон. – Вилия, ты прекрасно знаешь, что это невозможно, видимо ты забыла, что значит честь рода.
Он резко освободил руку и посмотрел на нее строго, явно упрекая.
− Отец, − выдохнула Вилия. – Они просто убьют вас. Просто подумайте, мы можем жить как прежде, просто флаги над воротами изменятся. Я буду печь пироги и ждать вас вечером домой, пока Арон будет вздыхать от своих наставников.
− Неужели ты действительно веришь, что подобное возможно?
− Крайд обещал, а эштарцы держат слово. Я это теперь точно знаю.
− Эштарцы сжигают города, которые им не подчиняются. Завтра я предам своего короля и дам клятву их кровопийце, покажу людям, что нет иного пути, кроме как подчиниться, а потом меня прирежут в подворотне как собаку. Нет, Вилия, для меня бой не закончен. Уходи.
− Отец, не гони меня, прошу, − испуганно прошептала женщина. – Я хочу хотя бы просто побыть с тобой.
− Уходи! – строго велел мужчина. – И скажи своим новым господам, что я не собираюсь им подчиняться, даже если моя дочь лишилась чести и здравомыслия.
У Вилии задрожали губы, голос почти исчез, но она всё же спросила едва слышно, выталкивая из груди слова:
− Я должна была позволить брату умереть от голода? Так вы представляете себе честь?
− Уходи, − повторил барон, не глядя на дочь и явно не собираясь ей отвечать.
Вилия встала, но тут же замерла, вспоминая слова брата.
− Когда я шла сюда, то спросила у Арона, что вам передать, а он решил узнать, нужны ли мы вам, − прошептала она едва слышно, глядя на запертую дверь. – Я думала, он неправ, но теперь мне так не кажется.
Делать больно отцу она не хотела, но и свою боль прятать больше не могла. Слезы в ее глазах просто высохли, а в груди стало пусто, когда она постучала, а потом вышла, так и не услышав от отца добрых слов, на которые надеялась.
Опустошенная и измотанная Вилия вернулась домой, в полной тишине поднялась наверх, зашла в спальню и замерла, прижавшись спиной к двери.
Энрар сидел на кровати, упираясь локтями в колени, и смотрел в стену. С его мокрых волос на пол капали крупные капли, но мужчина их не замечал. Вздохнув, он посмотрел на Вилию устало и молча похлопал по кровати рядом, явно приглашая ее присесть. От этого жеста женщине вдруг стало противно всё вокруг.
− Можно не сегодня? – попросила она, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. – Я не могу и не хочу.
− Что? – спросил Энрар, убирая от лица волосы. – Ты хочешь переночевать в другой комнате?
− Я не хочу спать с тобой! – внезапно резко ответила Вилия, чувствуя, что ей уже всё равно − разозлится он или нет.
Она была готова принять что угодно, любую жестокость, которую только могла вообразить, но не спокойствие, с которым заговорил эштарец:
− У меня нет сил, − признался он. – Если хочешь, можешь выбрать любую другую комнату, но я хочу, чтобы ты осталась.
− Зачем? – прошептала Вилия растерянно, совсем не зная, как себя вести, если нет надобности защищаться.
− Мужья и жены спят в одной постели. Это, говорят, силы восстанавливает. Иди сюда, − повторил он, снова похлопав по кровати. – Расскажи, как с отцом поговорила.
Хмурясь, мужчина потер левое плечо, которое противно ныло весь вечер, и просто уронил голову, подперев ее руками, явно не собираясь ни на чем настаивать.
− У меня ничего не вышло, − сказала Вилия, подходя и всё же присаживаясь чуть поодаль от мужчины. – А мне теперь надо придумать, что сказать посланнику Крайда.
− Можешь считать, что я и есть его посланник, − спокойно ответил Энрар. – Просто говори, как есть, а я что-нибудь придумаю.
Вилия вздрогнула от этих простых слов. Внутри нее всё сжималось от боли и беспомощного отчаяния, но она не хотела быть слабой, потому заставила себя говорить:
− Он не верит ничему и считает меня предательницей, а я просто хочу жить, − у нее дрогнул голос и слезы сами наполнили глаза, − разве это плохо?
Она закрыла лицо руками, зажмурилась, чтобы не заплакать, и тут же вскрикнула, чувствуя, что сильные мужские руки легли на ее плечи и потянули к себе. Женщина была готова сопротивляться, драться, если придется, но вдруг осознала, что эштарец просто прижал ее к своей груди, крепко обнимая, без пошлых намерений. Ей сразу стало стыдно за свой страх и за свою слабость. Всё, что она пыталась сдержать, вдруг вырвалось из нее слезами, совсем ей неподвластными. Они сами падали с ресниц, а она могла лишь закрыть лицо руками, прижаться лбом к плечу супруга и тихо обессиленно всхлипывать.
