Этот подход применим к любой творческой дисциплине. Если Трейси де Джардинс готовит обед на 20 человек с тремя переменами блюд и в меню входят цыпленок корнуэльской породы и суфле, то она не будет покупать 20 цыплят и набор ингредиентов для 20 суфле, особенно учитывая, что она не самый великий пекарь. Она купит 25 цыплят на тот случай, если один упадет на пол или она порежется и кровь попадет на одну из птиц. И она запасет достаточно ингредиентов для 25 суфле, поскольку один или два деликатных десерта неизбежно окажутся испорченными. Этот запас обеспечивает ей «подушку», которая снижает стресс, неизбежный при готовке сложного блюда на большое количество людей, и создает пространство, чтобы пробовать новые подходы.
Я начал этот проект с наброска. А так как решение начать было спонтанным и у меня не было угломера, пришлось срочно изготовить его из вешалки-плечиков
Мой финальный рисунок с парой (неиспорченных) деталей в почти законченном виде
Как только все детали были закончены, я отправил их в окислитель, чтобы добавить характерную алую и голубую окраску, которую используют в НАСА. Не могу передать, какое воодушевление я почувствовал, получив их назад, словно подарки на Рождество!
Я делаю то же самое всякий раз, когда принимаюсь конструировать нечто сложное, используя материалы и методы, с которыми ранее работал не так часто. Если мне нужна одна штука, то я начинаю изготавливать три. Если мне требуется пять, то я планирую создать восемь, поскольку неизбежно накосячу по пути и запасные детали – моя страховка. Это буфер для (неизбежных) ошибок. Это мой клапан избыточного давления. Мой план всегда такой: я не знаю, как изменятся обстоятельства, но я знаю, что они СТАНУТ меняться, так что лучше я буду наготове. Когда я делал Перчатку Тьмы из «Хеллбоя», я изготовил четыре копии всех компонентов и заказал по четыре экземпляра стеклянных трубочек для каждого пальца. К тому моменту, когда я прекратил совершать ошибки и выкидывать испорченные детали, у меня осталось достаточно, чтобы собрать две перчатки – одну для себя и одну для Гильермо дель Торо.
Позже в 2017-м я захотел перевести свои игры с механической обработкой на новый уровень и для этого изготовить нечто на самом деле сложное – застежки на передней части моей реплики скафандра из программы «Аполлон». На груди такого скафандра располагается шесть соединительных элементов, и только два из них одинаковые. Это означало, что мне предстоит сделать пять очень похожих, но все же отличающихся деталей, каждая из которых требует одиннадцати различных наладок станка – уровень сложности в механообработке, которого я до сих пор не достигал, и обильное поле возможностей напортачить. Я подготовился к потенциальным косякам, собрав достаточно материала для восьми элементов, просто чтобы быть уверенным. И все же этого мне едва хватило. Я полностью испортил два комплекта на ранних стадиях процесса изготовления. К счастью, я научился достаточно на этих неудачах, так что остальные получились отлично, и в итоге весь скафандр тоже.
Творчество – это итерация
Гивер Тулли рассказал мне удивительную историю из прошлого Brightworks – основанной им школы для созидателей, которую он расположил в здании старой майонезной фабрики. Это был первый или второй год после открытия, и утром одного из понедельников учителя взяли и унесли все стулья из учебной комнаты. Когда чуть позже явились ученики, случилась небольшая конфузия. «Что-то вроде: „О нет, что случилось с нашими стульями?“ И эти дети были нашими студентами в свои семь лет», – вспоминал он.
СЕМЬ! Это только первый или второй класс, и тут их прекрасная дерзкая учительница предлагает им выбор: вы можете стоять весь год или пойти со мной в мастерскую, где мы изготовим наши собственные стулья. Я настолько волнуюсь, вспоминая эту историю, что позволю Гиверу продолжить ее с этого места:
«Итак, они отправились в нашу маленькую мастерскую и там соорудили стулья, используя те наивные представления, которые у них были насчет вещей вроде винтов и клея. Некоторые стулья не пережили даже процесса доставки из мастерской в класс, и ни один не протянул более двух дней, они все развалились. Но всякий раз, когда один из стульев ломался, его создатель брал свое творение, водружал на стол и все изучали его, чтобы понять: „Окей, и что случилось с этим стулом?“
В конечном счете дети оказались в той же самой ситуации: им снова было не на чем сидеть. И на это учительница сказала: „Давайте попробуем еще один подход“, – и они вернулись в мастерскую, чтобы изготовить второе поколение стульев. На этот раз, посмотрев на несколько стульев и увидев вещи вроде поперечных реек и других крепежных элементов, дети были куда более точными, поскольку они среди прочего открыли такую вещь: если ножки разной длины, то стул разваливается.
Стулья второго поколения были уже лучшего качества. Но то, что они держались и не разваливались, вовсе не означало, что они были комфортабельными. Так что ученики снова отправились в мастерскую – за третьим поколением. И на этот раз они начали с изучения таксономии стульев. Они сделали полевые вылазки, сходили в мебельную мастерскую, посидели там и посмотрели, как рабочие собирают стул с помощью штифтов. Затем они прошли через урок, и все эти вещи стали для них ясными: ага, вот тут надо сделать прорезь глубиной 1/32 дюйма. Ага, вот из какого дерева надо делать стул, это вовсе не мягкая сосна, а твердая древесина.
Они принесли эту информацию в школьную мастерскую и начали делать третье поколение стульев. Вместо полного хаоса первого поколения, вместо грубых конструкций второго они установили четкий порядок конструирования, чтобы все было склеено и собрано. Они запланировали операции вроде прижимания деталей на ночь, проявили осторожность при сборке, следили за ее порядком, поскольку теперь знали: если ошибиться, то на самом деле стул не соберешь. Им нужно было постоянно думать, испытывать разные варианты, проверять, но зато в итоге они получили предмет мебели, а не кусок не пойми чего, собранного неясно как».
