Но как-то раз, когда пришло время убирать дерево, у меня в руках случайно оказался пустой тубус от посылки, и появилась идея. Я схватил концы гирлянд с вершины дерева, поместил их в тубус, а потом начал ходить вокруг елки снова и снова, поворачивая тубус и накручивая на него гирлянду точно на катушку, пока вся «рождественская змея» из шести отдельных нитей не оказалась готова к тому, чтобы уснуть в отведенной для нее коробке. Потом я забыл об этом.
Через год, когда вновь пришло Рождество, я, как обычно, вытащил все украшения, открыл коробку с гирляндами и натолкнулся на величайший сюрприз, какой только может пожелать работающий родитель, на носу у которого праздники: ОРГАНИЗОВАННОСТЬ. Там был мой тубус, и на нем – аккуратные и укрощенные гирлянды, готовые к тому, чтобы их повесить.
Моей первой реакцией был шок – как от гениальности решения, так и от того, что я напрочь о нем забыл, – но он быстро превратился в благодарность. Я был сильно благодарен самому себе за то, что год назад потратил время, чтобы сэкономить его сегодня.
«Спасибо тебе, я-из-прошлого», – буквально сказал я себе.
«Пожалуйста, будущий Адам!» – отозвалось мое прошлое я через пропасть времени.
Но не только упорядоченные, организованные гирлянды вызвали у меня чувство благодарности. Мир и баланс, которые они представляли в моей жизни, породили самую мощную волну эмоций, поскольку покой и ясность были не теми вещами, которые естественным образом нисходят на меня как на человека и созидателя.
Сегодня я хорошо организованный созидатель, но я много лет был известен как раз за обратное. Я был настоящим воплощением беспорядка, НАСТОЯЩИМ. Груды мусора на полу моей первой студии в Бруклине, те самые, которые я просеивал, чтобы создавать произведения искусства, были ерундой. Точнее, они были верхушкой айсберга. Недостаток организационной структуры наблюдался и в моей личной жизни. Я был неряшливым типом, я был неаккуратным соседом по комнате. Обитать со мной вместе было ужасно. Я был беспорядком.
Я всегда слишком заботился о том, чтобы перейти к следующему занятию, был слишком нетерпелив, чтобы даже задуматься над тем, что уборка имеет ценность как в краткосрочной, так и в долгосрочной перспективе. Мне нравилось убираться, когда приходили гости, но в остальное время я мог выносить (и выносил) полное отсутствие чистоты и порядка. Однажды в Бруклине мой кот Регис уронил растение в горшке, поставленное на батарее НАД МОЕЙ ГОЛОВОЙ, когда я спал. Земля, листья и прочее высыпались на матрас в кладовке, именуемой спальней. Я стряхнул землю с простыней и одеяла, и проспал на той же кровати еще пару недель, и только потом занялся стиркой. Таким я был некоторое время.
Но все же я постепенно эволюционировал – медленно и методично – в опрятную личность. Я накинул на себя мантию чистюли. Никто не был более удивлен, чем я сам, кроме, может быть, моей матери. Во время учебы моя комната была легендарным логовом хаоса, где многочисленные модели и костюмы на разных стадиях изготовления виднелись среди городов, построенных из деталей LEGO. Теперь, вырастив двух пацанов, я понимаю, что частично этот хаос – только признак взросления, которое наступает где-то в двадцать с небольшим. По крайней мере в моем случае.
Но выхода из подросткового возраста не было достаточно, чтобы избавить меня от свинских привычек в процессе созидания. Произошло кое-что еще. Где-то внутри меня что-то сдвинулось, и я превратился из типа, который никогда не желает тратить время на уборку, в человека, которому доставляет удовольствие процесс организации рабочего пространства.
От грязного к чистому
Этот сдвиг произошел не мгновенно. Все началось во второй половине 1990-х, когда я разменял четвертый десяток и занялся более серьезной фрилансерской работой в подвале-мастерской, что была у меня в моей первой квартире на Бартлетт-стрит в Сан-Франциско.
Мастерская на Бартлетт-стрит оказалась первой необорудованной площадкой, которую я приспособил к себе и своим потребностям. Именно там я отработал подходы, которые в дальнейшем стали моей неизменной рабочей практикой и философией. Большую часть времени там царила настоящая задница, но с какого-то момента я начал прибираться, прежде чем подняться по ступенькам в конце рабочего дня. И в результате мастерская стала намного более эффективной – как хорошо смазанная машина. Освобожденное пространство в мозгу и вокруг собственных рук дало мне новые возможности, ментальные и физические. Я смог заниматься самыми различными проектами, так что в конце концов начал понимать, как много выгоды можно получить, если тратить время на уборку.
Мастерская на Бартлетт-стрит. 40 футов
[70]в глубину и 12 футов в ширину. Я работал тут семь лет и обеспечивал семью отсюда на протяжении четырех из этих семи
Еще больше я начал ценить процесс уборки, когда стал работать на «Разрушителях мифов», потому что теперь я не мог уделять ей много времени и знал, чего мне не хватает. Когда мы работали на полном ходу, то снимали больше 200 дней в году. Это значило, что в хороший месяц я проводил в мастерской всего лишь пригоршню часов. Коллекцию инструментов я упорядочил так, чтобы пользоваться ею с максимальной эффективностью, с учетом того малого времени, что у меня оставалось. Но все равно я часто выбегал в дверь на съемки, оставляя позади беспорядок, к которому не имел возможности вернуться еще несколько недель.
Когда выдавалась неделя-другая спокойного ритма и я мог разобраться, то иногда требовались часы на то, чтобы привести все в порядок. Это совсем никуда не годилось. Пришлось вернуться к тому, чтобы тратить последние моменты рабочего дня на уборку в мастерской, вне зависимости от того, как редко и немного я бывал там. Подобные затраты окупились сторицей, особенно в области рабочего импульса.
К тому времени, когда я переехал в «Пещеру» в 2011-м, эта выгода была настолько очевидной, громадной и неопровержимой, что уборка превратилась в такую же основу моей рабочей философии, как визуальная какофония и первоклассное удобство извлечения. До сего момента я каждый день в конце работы убираю инструменты и подметаю.
Конечно, мне не всегда хочется это делать. Множество раз работа до такой степени выматывала меня, что я не мог даже смотреть на нее. Особенно когда время уже позднее и мне не терпится домой, где тепло и спокойно и где нет следов от серии неудачных попыток решить проблему, которая нагло таращится мне в лицо. Но затем я оглядываю мастерскую и вижу засыпанное мусором пространство – все то, что оставил позади себя сегодняшний проект: инструменты на каждой поверхности; удлинители повсюду; груды болтов и винтов; стружка деревянная, алюминиевая или стальная. И все, что я вижу – если не убрать это до того, как я приду сюда следующим утром – потерянный импульс.
