— А что я ему скажу?
— То же, что и мне. Что ты волнуешься за Тару. Они свяжутся с полицией, с родителями Тары…
— С родителями? Но… но вдруг я ошибаюсь?
— Ну конечно ошибаешься! — ответила Мариана с подчеркнутой уверенностью, которой на самом деле не ощущала. — Наверняка с Тарой все хорошо, но удостовериться все-таки надо. Ты же сама понимаешь, правда? Если хочешь, я могу позвонить в колледж вместо тебя…
— Нет-нет, всё в порядке, я схожу к декану.
— Вот и молодец. А потом ложись спать, ладно? Я завтра приеду.
— Спасибо, Мариана. Я люблю тебя.
— И я тебя.
Мариана положила трубку. Подхватив позабытый нетронутый бокал, залпом выпила вино и дрожащей рукой снова потянулась за бутылкой.
6
Мариана поднялась на второй этаж и начала паковать небольшую сумку, на случай если придется на пару дней задержаться.
Где-то там, в Кембридже, скрывается человек — скорее всего, мужчина, — который, судя по его чудовищной жестокости, опасно болен. Он зверски убил девушку… а она жила совсем рядом с ее дорогой Зои… возможно, в соседней комнате.
Мариана упорно отгоняла мысль о том, что на месте Тары могла оказаться Зои. От ужаса на нее то и дело накатывала дурнота. Так страшно ей было только раз: когда умер Себастьян. В тот день она чувствовала такое же приводящее в отчаяние бессилие, беспомощность и неспособность защитить того, кого любишь.
Мариана заметила, что у нее трясутся руки, и стиснула кулаки. Она не поддастся паническому страху, не позволит себе утратить самообладание. Сейчас не время. Необходимо сосредоточиться и сохранять спокойствие.
Зои нуждается в ней, и это главное.
Как жаль, что рядом нет Себастьяна… Он сразу принял бы верное решение. Не стал бы колебаться и укладывать вещи, а схватил бы ключи и немедля помчался к Зои. Несомненно, так бы он и поступил. А она почему не может?
«Потому что ты трусиха», — ответила Мариана самой себе.
Да, она трусиха. Если б у нее была хоть крупица храбрости мужа, хоть частичка его силы духа… Словно наяву Мариана услышала слова Себастьяна: «Ну же, любимая, возьмемся за руки и вместе дадим отпор этим уродам».
Мариана улеглась в постель. Впервые ее последняя мысль перед тем, как уснуть, была не о покойном муже, а о другом мужчине. Веки дрогнули и сомкнулись. Проваливаясь в сон, она представляла себе темную фигуру с ножом — убийцу, который так жестоко расправился с бедной девушкой. Мариана гадала, кто он, где сейчас находится, чем занимается… и о чем думает.
7
7 октября
После того как убьешь человека, пути назад уже нет.
Теперь я это понимаю. Понимаю, что стал совершенно другим.
Наверное, это похоже на перерождение. Точнее, на превращение. С обычным появлением на свет оно не имеет ничего общего. Из пепла восстает не феникс, а уродливый, отвратительный хищник, не способный взлететь, готовый резать и рвать когтями.
Сейчас, когда пишу эти строки, я нахожусь в здравом уме и твердой памяти. Я полностью отдаю себе отчет в том, что делаю.
Но в собственном теле я не один. Пройдет какое-то время, и мой безумный, кровожадный двойник, жаждущий мести, воспрянет. И не угомонится, пока не достигнет цели.
Я словно раздвоился изнутри. Часть меня знает правду и сохраняет мои тайны, но она пленница в моем разуме: заперта, подавлена, лишена права голоса. Она оживает, только если надзиратель отвлекается. Когда я пьян или засыпаю, все то доброе, что есть во мне, пытается достучаться до моего сознания. Это непросто: речь пленницы доходит до меня в зашифрованном виде, как послание с планом побега. Однако стоит мне начать прислушиваться к ее голосу, как между нами вырастает непреодолимая стена, и его заглушает спохватившийся тюремщик. В голове сгущается туман, и я, как ни противлюсь, забываю то, что услышал.
Но я не сдамся. Я должен бороться. Во что бы то ни стало я пробьюсь сквозь тьму и черный дым к той части себя, которая не утратила здравомыслия и не хочет никому вредить. Она многое сможет мне объяснить, и я наконец пойму, почему стал таким, а не тем, кем мечтал стать, почему во мне столько ненависти и гнева, откуда взялось это желание причинять боль…
Или я лгу самому себе? Может, в сущности, я всегда был таким, просто не способен это признать?
Нет, ни за что не поверю.
В конце концов, каждому должно быть позволено в глубине души считать себя благородным героем. И мне тоже. Хотя я вовсе не герой.
Я злодей.
8
На следующее утро при выходе из дома Мариане померещилось, что на другой стороне улицы за деревом мелькнул Генри.
Она присмотрелась внимательнее. Там никого не было. «Наверное, показалось», — решила Мариана. А даже если нет, у нее сейчас есть более насущные проблемы. Выкинув из головы мысли о Генри, Мариана спустилась в метро и, добравшись до вокзала Кингс-Кросс, села на скорый поезд до Кембриджа.
Расположившись у окна, она глядела на высаженные вдоль железнодорожных путей кусты, на поля золотистой пшеницы, по которым от легкого ветерка, как по морю, прокатывалась рябь. День выдался ясный и теплый, в синем небе — всего пара облачков. Солнечные лучи падали Мариане прямо на лицо, и она была этому рада: ее бил озноб. От страха. Что же стряслось в Кембридже?
Мариана не общалась с Зои со вчерашнего дня. Утром отправила ей эсэмэску, но ответа пока не получила.
Может, Зои ошибается и все это — ложная тревога?
Мариана искренне надеялась, что так и есть. И не только потому, что лично знала Тару (за несколько месяцев до смерти Себастьяна та две недели гостила у них в Лондоне). Мариану больше беспокоило, как эта ситуация отразится на Зои.
В школьные годы Зои пришлось нелегко: слишком много на нее навалилось. И все же она справилась. Причем не просто справилась, а, как выразился Себастьян, с успехом все преодолела и даже поступила в один из колледжей Кембриджского университета на отделение английской филологии.
Тара была первой, с кем Зои там подружилась. Мариана боялась, что потеря подруги, да еще при таких трагических обстоятельствах, нанесет Зои тяжелейшую травму.
После вчерашнего звонка Мариану не оставляла смутная тревога. Что-то ее насторожило, но она не могла уловить, что именно.
Возможно, невнятная интонация Зои? Мариане почудилось, что та что-то недоговаривает. Девушка явно избегала подробностей странного разговора с Тарой и, похоже, пыталась увильнуть от ответа.
«Я не могу сейчас объяснить».
Почему?
Что именно Тара ей сказала?
«Хватит себя накручивать», — мысленно велела себе Мариана. Вероятно, для волнения вообще нет никаких поводов. До Кембриджа ехать еще целый час. Если так пойдет и дальше, к концу пути она доведет себя до нервного истощения. Надо отвлечься.
