— Все уже закончилось, — покачал головой Николаев.
Он, кстати, выглядел смертельно усталым. Наверное, он не спал гораздо дольше, чем я. Но, несмотря на это, час времени нам уделил.
Рассказав удивительные вещи.
В принципе, после того как я увидел, как Император походя решил проблему Вольницы, успешно вмешавшись еще и в процесс очередного раздела Речи Посполитой, ничего удивительного в услышанном для меня не было. Но… все равно неожиданно.
Главное, наверное, из рассказанного Николаевым заключалось в том, что стать императрицей Ольге — по крайней мере в ближайшее время, не светило. Да и никому не светило — Император оставался на троне. Он же по-прежнему оставался и Президентом Российской Конфедерации. Создание Госсовета, кстати, никто не отменял. И вот как раз его секретарем становился полковник Сергей Александрович Николаев.
А попытка государственного переворота — того самого бунта «скучающих мамаш», произошла. Только делали этот самый бунт отнюдь не мамаши. Пользуясь мнимой слабостью якобы желающего отойти от дел Императора, великий князь Николай Константинович и герцогиня Мекленбургская, ранее возглавлявшие разные партии по интересам, нашли консенсус в точках зрения на дальнейшие пути развития Конфедерации и объединились.
И к ним примкнуло достаточно влиятельных людей. По самым разным причинам — из первого эшелона это были те, кто наделал слишком много долгов и увидел шанс от них избавиться, из второго эшелона это были те, кто видел шанс подняться выше на волне перемен. Вот только бессмертные гусары из Русской императорской армии и бойцы ССпН из Армии Конфедерации оказались немного быстрее — начав свою операцию за час до назначенного заговорщиками времени «Х».
После того как Николаев закончил озвучивать краткую выжимку основных событий и замолчал, повисло долгое молчание.
Мы с Елизаветой восприняли произошедшее довольно спокойно.
Относительно спокойно, конечно, — потому что мысли большей частью о другом у обоих были. Принцессу все же больше занимало то, что она наконец покинула плен теневого мира и находится среди реальных людей в реальном мире. Это чувствовалось даже несмотря на то, что она превосходно умеет владеть своими эмоциями. Но прожить столько лет в одиночестве в поглощаемом Тьмой мире, а потом покинуть его — как эмоциями ни владеешь, они все равно через броню бесстрастного облика пробьются.
Мне же, по большей части, на произошедшее в верхах власти было… ну, почти наплевать. Просто потому, что уже в ближайшие дни я должен не просто направиться на очередное поле тонкого льда, а в буквальном смысле пройтись по протянутому через пропасть канату. Натянутому довольно далеко от России и ее политической арены.
Грядущую мою ситуацию усложняло еще и то, что если тонкий лед первых месяцев в этом мире как-никак давал мне право на ошибку, то по новому предложению от Астерота такого права у меня просто не будет. И я сейчас с полным правом мог воскликнуть: «…morituri te salutant».
Мог, но молчал, конечно же.
Больше всех из нашей троицы из-за услышанного от Николаева переживала Ольга. Да, внешне по ней не скажешь, но, во-первых, я чувствовал ее бурю эмоций из-за нашей ментальной связи, а во-вторых, костяшки ее крепко сжатых кулаков давным-давно побелели.
— Она жива, если ты об этом, — ответил на вопросительный взгляд Ольги Николаев. — Несчастный случай произошел только с Николаем Константиновичем. И то лишь оттого, что в верхушке заговора он был единственным из тех, кто допустил как одну из возможностей физическое устранение государя. Герцогиня же после откровенного разговора с государем приняла его предложение оставить все нынешние государственные посты и перейти на службу в Госсовет.
Услышанное сейчас меня тоже немного удивило. Но буквально на несколько мгновений, прошедших до осознания ситуации в рамках реалий этого мира. Потому что ряды бездыханных тел при смене или попытке смены власти — это уровень второго и третьего миров.
В первом, цивилизованном, мире подобные вопросы и решаются цивилизованно. А если кровь и льется, то уж никак не в расстрельной комнате, а вследствие несчастных случаев и апоплексических ударов. Правда, первый мир применяет цивилизованные нормы только к себе. И штабеля тел, возникающие во время решения вопросов принадлежности трона или президентского кресла в процессе раздела власти правителями второго-третьего мира, часто не идут ни в какое сравнение с тем количеством жертв, которое случается, если первый мир приходит решать проблемы мира второго и третьего.
— Государь не сказал мне ничего конкретного насчет тебя, — отвлекая меня от мыслей, произнес в этот момент Николаев.
Отвечал он, кстати, сейчас на невысказанный вопрос Ольги — потому что она, как-никак, усилиями своей матери дискредитировала себя довольно полным погружением в заговор.
— Государь не сказал мне ничего конкретного насчет тебя и твоего дальнейшего положения и статуса, — повторил еще раз Николаев. — Он только лишь просил передать, что очень надеется увидеть тебя на балу. Предполагаю — только предполагаю, что ты получишь предложение занять рядом с ним освободившееся место своей матери. Но это только мое предположение, я не знаю точно, что на уме у государя.
Ольга в ответ на слова Николаева лишь кивнула. Выглядела она по-прежнему бесстрастно и безукоризненно, но я-то чувствовал, какая буря бушует, не утихая, у нее на душе.
И в этот момент я вдруг неожиданно для себя подумал, что Николай Константинович, как лидер партии войны, ведь мог умереть еще и потому, что в этом мире представлял интересы Баала. А вовсе не потому, что когда-то и где-то — в чем я даже сейчас не уверен, предложил убить Императора.
А еще через пару мгновений, когда, пройдясь по цепочке ассоциаций — приняв за отправную точку вариант того, что Ольга действительно займет место своей матери, я вдруг неожиданно пришел к удивительному выводу, осознав еще более интересную вещь. Настолько удивительную, что даже не выдержал и рассмеялся.
— Артур?
— Все в порядке. Простите, — покачал головой я, не желая объяснять причину внезапного смеха.
Да и сложно такое в пару слов объяснить: обмен памятью Анастасией и Ольгой. Которые, как ни крути, теперь могут быть только непримиримыми, до смертоубийства, врагами или только друзьями, пусть и заклятыми. Путь обычного соперничества — когда правители этого мира в угоду собственным интересам походя и ситуативно меняют союзников и противников, для них обеих больше невозможен.
Врагами Ольга и Анастасия уже не будут, потому что связаны мной. Друзьями, в полном смысле слова, они тоже не будут… но их союз по форме и содержанию просто обрекает их на дружбу. Пусть они обе этого пока еще и не поняли.
А ведь стройный план Императора, как теперь понимаю, заключался в том, чтобы в долгосрочной перспективе максимально выключить всех соперников за трон, создав — кроме всего прочего, соперничающие территории в границах Конфедерации. И Юг Анастасии, и Север Ольги должны были стать уравнивающими друг друга противовесами.
