Ощущения такие, как будто в меня стоящего прилетел огромный молот; или, даже, разогнавшийся скоростной поезд. Обычный человек вряд ли в данном случае почувствовал бы что-либо, кроме мгновенной краткой вспышки. Но это обычный человек — а я находился в состоянии скольжения.
И это было больно. Очень медленно и очень больно.
Когда пришел в себя, и когда в груди закончился воздух рвущегося из груди неконтролируемого крика, увидел покатые булыжники пола, и устилающую их солому.
В средневековых замках раскиданная по полу солома, хорошо впитывающая влагу и нейтрализующая запахи, использовалась для того, чтобы скрыть продукты жизнедеятельности человека и населяющих замки животных. Особых манер тогда не знали, мусор до урны не доносили, а слуги солому просто меняли. Или же даже не меняли, а старый утоптанный слой закрывали новой, свежей.
В этом замке, на той части пола которую я мог наблюдать, никаких признаков средневековой жизни не было. А вот солома была; как дань, предполагаю, аутентичной картине. Хотя какая может быть аутентичность у замка, находящегося в межмировом пространстве, судя по звездному пейзажу открытого космоса, проглядывающему в узкие отверстия бойниц?
— Я умер? — привычно поинтересовался я, поднимаясь.
Только вот говорил очень осторожно и негромко, даже сдавленно. При этом состояние было… отличное. Ощущение полного и абсолютного здоровья. Дискомфорт, заставляющий сгибаться и говорить осторожно и шепотом, приносило только эхо испытанной совсем недавно боли. И страх ее возвращения.
— Мне отвечать с эссенциальной точки зрения? Или экзистенциальной? Или вовсе начнем с вопроса «что есть сущее?» — позволил себе покровительственную полуулыбку Астерот.
Как и во время наших предыдущих встреч здесь архидемон щеголял в пиджаке, потертых джинсах и кедах. Вот только в прошлый раз кеды были синего цвета, до этого ярко-красного, а в этот раз он переобулся в старую черно-белую классику. Это было особенно заметно сейчас — архидемон сидел на краю массивной дубовой скамьи, закинув ногу на ногу.
— Мне бы попроще объяснение, — не сдержался, и выдохнул я в расстройстве. Видимо, сэр Галлахер все же напутал со своим предчувствием железной уверенности и что-то определенно пошло не так.
— Чай, кофе? Может быть что покрепче? — по-прежнему не убирая гостеприимной улыбки с лица, поинтересовался Астерот.
— Морковный сок, если можно, — очень осторожно проговорил я.
Эхо прошедшей боли было настолько сильным, что не верилось в ее уход — казалось, одно неосторожное движение и медленно выворачивающая нутро мука моментально вернется.
— Можно, отчего же нет? — между тем произнес Астерот.
Еще до того, как он закончил говорить, я увидел на столе высокий стакан с оранжевым густым соком. Который, как я только сейчас понял, стоял там еще до того, как архидемон задал вопрос, а я выбрал напиток. И этот самый стакан, как сейчас вижу в картинке воспоминаний, стоял на столе еще в тот момент, когда я обратил внимание на черно-белые кеды архидемона.
Игры со временем, ну да, ну да.
Вот только… если эти ребята так умело играют со временем, осознавая его не как мы — лишь только миг между прошлым и будущим, а наблюдая и даже воздействуя на реку времени гораздо выше или ниже по течению, почему у них тогда происходят столь серьезные ошибки? Как у Баала со мной, когда он не смог меня отвлечь от меча бурбона, или у Люцифера (если это был он), который даже не смог организовать раскраску вторжения демонов в черный цвет одержимости?
— У нас с тобой сейчас бесконечность времени, — прервал мои мысли Астерот, — но исчезающе малое количество возможностей. Поэтому буду краток. Мир, в котором ты сейчас проживаешь свою истинную жизнь, обречен.
При этих словах Астерот поднял руки и сгибая пальцы показал жест кавычек.
— Почему он… «обречен»? — жест повторять я не стал, а вопрос по необходимости кавычек озвучил интонацией. Мне, впрочем, ни интонации ни жесты в беседе с архидемоном не нужны — он ведь мои мысли как открытую книгу читает.
— «Обречен», — снова показал кавычки Астерот, потому что кое-кто из находящихся в этом кабинете, может, как ты выражаешься, втянуть. Вернее нет, не вытянуть, а как это по-русски… — пощелкал пальцами Астерот. — Может затащить, вот.
— Мир… обречен. Это его естественное состояние? — поинтересовался я, намекая на ситуацию для мира во время нашего первого разговора, когда мы с архидемоном подписывали контракт.
— Скрывать не буду. Вследствие некоторых событий, к которым оказался причастен в том числе и ты, состояние «обречен», — вновь поднятые руки и характерный жест, — наступило на сотню-другую лет раньше.
Так. Приплыли.
Чтобы собраться с мыслями, глоток вкусного и душистого морковного сока оказался весьма кстати.
Вопрос — не совершил ли я ошибку, соглашаясь на подписание контракта? Если цена моей жизни — судьба целого мира, вдруг ставшего обреченным?
— Совсем обречен? Бахнут так, что весь мир в труху?
— Именно так. Бахнут, — даже поднял палец Астерот. — Так, что весь мир в труху. Но… прошу, не переживай. Ты, конечно, в фокусе внимания происходящего, но непростые процессы с этим миром начались, так скажем, задолго до твоего появление. А лишние сто-двести лет? Капля в океане времени. Этот мир и был обречен, у него не было хороших вариантов развития. Просто их было много больше — плохие, очень плохие, и даже ужасные.
Астерот, положив подбородок на кулак, вдруг изобразил самую настоящую дьявольскую улыбку.
— Я вижу, о чем ты думаешь. Даже пытаясь скрыть от меня свои мысли. Но не волнуйся, я перед тобой сейчас не лукавлю, говорю правду и одну только правду.
— Было бы удивительно, если желая обмануть, ты бы меня об этом заранее предупредил.
Астерот в ответ на это только рассмеялся. Искренне и заразительно.
— Да, выбора у тебя в общем-то нет. Ладно, вернемся к нашим титанам. Сейчас, если не учитывать фактор моего вмешательства… да-да, не учитывать именно тебя, вбитого вовремя клином в колесо предназначения, у твоего нового мира только лишь два варианта. Первый — власть Тьмы, в первозданном ее виде, чего пытается добиться Люцифер. В случае, если у него получится, это будет очередной гиблый мир без людей. Хранилище, так скажем, материи. Если же все пойдет по сценарию Баала, то, как результат — стерильный фашизм власти технократического общества…
— Это же не совсем ужас. По крайней мере, не для всех.
— Для всех, — отрезал Астерот. — Если ты о вершине социальной пирамиды, то это будут уже не люди. И этот вариант, пожалуй, для населения даже похуже будет. Лучше, как говорится, ужасный конец, чем ужас без конца. И мир этот, если пойдет по плану Баала, станет, так скажем, хранилищем не материи, но материала.
— Этот мир не относился к тем, где у тебя было серьезное влияние, — произнес я, вспоминая наши прежние беседы. — Более того, он был тебе недоступен. А теперь…
