5. Крайне важно приехать ко мне на первый осмотр в течение первого месяца после операции. Да-да, я понимаю, что вы из Красноярска или Петропавловска-Камчатского, но это нужно в первую очередь вам. И из Австралии приезжают. Первый осмотр он один из самых важных. Я проверяю, как начался процесс рубцевания, и при необходимости провожу обкалывание рубцов противорубцовыми препаратами. Далее я отпускаю вас домой и жду от вас регулярную обратную связь.
6. Обратная связь — это регулярные фотоотчеты или даже видеоотчеты о состоянии ваших рубцов и зоны коррекции. Поверьте, я все их просматриваю сама и даю вам рекомендации. Не стесняйтесь написать мне о своих волнениях, сомнениях и переживаниях, я постараюсь все их развеять, объяснить и успокоить. Не надо ждать, что само рассосется или искать специалистов по месту жительства, напишите сначала мне, а я подскажу, что делать, где и как. Не исключено, что я предложу вам приехать ко мне на осмотр в Москву (да, иногда требуется и такое), скажу, насколько это срочно, и вот тут вам надо обязательно последовать моей рекомендации, ибо это необходимо. У меня была пациентка, которая приехала в Москву одним днем с Камчатки, и этот визит решил появившуюся проблему. Мы всегда на связи.
7. Если есть такая необходимость, то я сама постараюсь найти в вашем регионе пластического хирурга, созвонюсь или спишусь с ним и направлю вас к нему на долечивание. Это нормально, я же веду иногда пациентов других врачей.
Психологически нестабильные
Мечта любого доктора — это адекватный пациент. Но не секрет, что к врачам не всегда обращаются психически здоровые люди. Причем я имею в виду не специалистов в психотерапии, а врачей других профилей. Иногда мы сразу понимаем, что человек неадекватен, но поверьте, в большинстве случаев люди с психическими расстройствами выглядят вполне обычно. Многие из них получают лечение, и болезнь находится под контролем, что позволяет им вести совершенно обычный образ жизни: учиться, работать, заниматься спортом, рожать и воспитывать детей. И, конечно, пациентки с психическими расстройствами также следят за своей внешностью и посещают косметолога и пластического хирурга, иногда даже чаще среднестатистической женщины. Чего уж скрывать, было в нашем обществе негласное мнение, что на прием к пластическому хирургу приходят преимущественно психически нездоровые люди, однако сейчас эта теория бесповоротно опровергнута.
Игры разума могут кидать людей в разные крайности: от невинных заморочек до серьезного психологического расстройства. В моем кабинете такие пациенты тоже встречаются. Мне крайне важно уметь выявить психическое отклонение на этапе первичной консультации. Почему? Потому что сами жалобы, сам запрос пациентки может быть неадекватен. «А что такое адекватность?» — спросите вы, и будете правы. Желание увеличить грудь до восьмого размера, сделать себе «осиную» талию или готовность удалить коренные зубы ради подчеркнутости скул адеватно? Вот это и есть та самая тонкая грань между пациенткой с повышенным эстетическим требованием к своей внешности и дисморфофобией — диагнозом, указывающим на искаженное восприятие своего тела.
Первая группа — это крайне требовательные пациентки, как правило, перфекционистки, но их запрос вполне можно удовлетворить. Вторая же группа пациенток никогда не будет довольна, даже в случае идеального результата операции. Эти люди не способны адекватно оценить изменения, видя в себе только недостатки. Такие пациентки в послеоперационный период бесконечно ходят от хирурга к хирургу, исправляя мельчайшие несовершенства и пытаясь добиться желаемого результата, как они его видят. Ни к чему хорошему это не приводит. Нередко такое количество операций завершается возникновением истинной деформации и еще большей проблемы. Так вот, хирург на приеме должен постараться выявить пациенток с дисморфофобией и отказать им в оказании услуг. А это ох, какая непростая задача. Мы ведь не психиатры, и на все про все у нас 30 минут. Поэтому иногда, к сожалению, на стол попадают пациентки с психическими расстройствами. В моей практике тоже такое встречалось.
Ко мне на прием пришла милая девушка 28 лет с жалобами на маленький подбородок, маленькую грудь и небольшой избыток подкожной жировой клетчатки в нижнем отделе живота, под пупком. При первичном осмотре у нее действительно имела место микрогения — недостаточный размер нижней челюсти, микромастия — маленький размер груди, и имелась умеренная контурная деформация живота. Пациентка вела себя адекватно, спокойно, никаких сомнений у меня не возникло, и мы сделали комплексную операцию: увеличили подбородок имплантатом, скорректировали форму груди силиконовыми протезами, сделали небольшую липосакцию живота.
Операция прошла без осложнений, реабилитация протекала без особенностей, я бы даже сказала легче, чем обычно. Было мало синяков, отеки минимальны, рубцы малозаметны. Однако моя пациентка с каждой перевязкой становилась все более напряженной. Сначала ее не устраивал все еще маленький размер подбородка, на следующем осмотре он казался ей большим, затем она заявила, что живот после липосакции «потерял шарм и стал менее сексуальным». Через месяц таких сомнений претензии к форме и размерам подбородка и виду живота пропали, но стала беспокоить грудь.
Изначально у девушки были молочные железы первого размера, имелась незначительная асимметрия: правая грудь была меньше левой. Барышня хотела увеличить бюст до третьего размера и скорректировать асимметрию. Желание вполне адекватное. В таких случаях мы нередко корректируем форму груди силиконовыми имплантатами разного размера, формы или проекции, это нормальная практика. Однако полностью устранить асимметрию практически невозможно, о чем необходимо информировать пациентку на первичном приеме. Так и в этом случае, мы все обсудили при первой консультации, я сделала необходимые замеры грудной клетки: ее обхват, ширину основания груди, расстояние от яремной вырезки до сосково-ареолярного комплекса с двух сторон и так далее. Подобрали анатомические имплантаты одного основания, но разной проекции, меньший — 280 мл — было решено установить в грудь большего размера, больший — 335 мл — в меньшую железу. Грудь получилась очень естественная и вполне симметричная, однако через месяц после операции пациентка пришла ко мне на осмотр со словами:
— Ксения Евгеньевна, мне не дает покоя, что у меня стоят разные имплантаты.
— Светлана, мы с вами это обсуждали до операции, и я объясняла, что этот хирургический прием помогает нам нивелировать вашу природную асимметрию, — начала объяснять я.
— Я все понимаю, и грудь действительно выглядит хорошо, но можно мне все-таки поставить одинаковые имплантаты?
— Но тогда грудь станет опять разной, — объяснила я.
— Нет, я придумала, как надо сделать: мы из левой, большей груди, уберем имплантат 295 мл, поставим имплантат 335, как в противоположной, а саму железу резецируем по плоскости, чтобы она стала такая же маленькая и плоская, как изначально правая. Да, капсулу удалять не надо, иначе мы опять потеряем миллилитров 20 в объеме. Как вам мой план? Мы можем сделать так? — воодушевленно выпалила пациентка и посмотрела на меня горящими глазами.
И вот в этот момент я поняла, что причиной всех этих недовольств проведенной операцией вполне может быть какое-то психологическое или даже психическое расстройство. Когда человек, не имея медицинского образования, придумывает свой собственный способ операции, рисует схемы резекции тканей и при этом применяет вполне профессиональные термины, это как минимум странно.
