— Поживешь тут пару недель, — говорит громила. — Так и быть. Везучая. Жалко теперь тебя выкидывать. Знал бы, вообще, не лез. Ненавижу целок. Не моя это тема. Мне по вкусу бывалые девахи, простые и понятливые, без этих вот загонов и выкрутасов.
— Но если бы не ты… если бы ты не… то они…
Молчит, однако ответ читается по черным глазам. Там снова вечный лед. Глухой и неприступный. Если бы мужчина знал, что я невинна, то не стал бы предъявлять никакие права на мое тело. Вообще бы никак не помогал.
Я бы стала жертвой настоящего кошмара. Другие звери бы уже рвали меня на куски, не церемонились. А так… звучит абсурдно — повезло.
Не искушаю судьбу. Стараюсь ценить свою удачу.
Когда амбал отпускает меня, соскальзываю с постели. На негнущихся ногах следую в сторону ванной комнаты. Колени подрагивают.
— Идти можешь? — спрашивает здоровяк, не оборачиваясь.
— Д-да, — отвечаю судорожно.
Прохожу за дверь, закрываюсь, некоторое время стою, прижавшись спиной к твердой поверхности, пытаюсь унять дрожь, побороть нервный трепет. Потом двигаюсь дальше и встаю под теплые струи воды, намыливаюсь, после смываю пену. Повторяю ритуал несколько раз. Тщательно вымываюсь. Полощу рот. Не менее тщательно. Однако его запах не смывается с кожи. Его вкус по-прежнему горит на языке. Огромный член все также раздирает горло, а после вбивается между ног, входит до упора, отбирая у меня невинность, которую хранила для несуществующего любимого.
Я соскальзываю вниз, опускаюсь на дно фаянсовой ванны. Снова начинаю рыдать. От усталости, от бессилия, от тупой обреченности. Мысленно переживаю момент своей первой интимной близости снова и снова, по кругу. Кошмар не отпускает.
Все могло сложиться хуже. Прекрасно осознаю реальность. Понимаю до мелочей. Но этого могло и не быть. Будь я умнее. Не села бы в машину Андрея, послушалась бы свою интуицию.
Дура. Идиотка.
А этот громила… странно, что он остановился, прекратил, оборвал все в один момент. Неужели настолько сильно брезгует девственницами? На дух не выносит?
Или ему и правда стало меня жаль? Понял, что никакой шлюхи здесь не было, что он оказался моим… первым.
Боже. Как стыдно. Как жутко.
Я четко чувствую его сперму на своих губах, чувствую как головка утыкаются за щеку, потом толкается в нёбо. Обвитый набрякшими венами ствол до предела погружается в мое горло. Трахает, дерет, растягивает под себя.
Мускулистое тело. Жар чужой плоти. Боль, охватывающая низ живота, разгорающаяся внутри как неистовый пожар, снедающая остатки контроля, повергающая в ужас.
Как это забыть? Как прекратить помнить? Как перестать прокручивать в голове раз за разом?
Ничто не помогает мне смыть это. Никакая мочалка. Никакая вода. Нужно время. Гораздо больше времени.
Я смогу забыть. Смогу. Иначе никак.
А он… сам сказал, что не тронет. Подержит при себе какой-то срок, после отпустит на свободу. И все закончится. Я проснусь. Очнусь от этого нескончаемого кошмара.
Когда я выхожу из ванной комнаты, обмотанная полотенцем, громила кивком головы приказывает лечь на кровать. Без комментариев. Без единого слова.
Замираю, не отваживаюсь выполнить безмолвное распоряжение. Замечаю, что постельное белье свежее и чистое, видимо, слуги успели заменить простыни.
— Чего застыла? — резко бросает он. — Ляг на кровать.
Все-таки подчиняюсь. Сбрасываю полотенце и располагаюсь на постели.
— Ноги раздвинь.
Покорно развожу колени в разные стороны. Стараюсь смотреть в потолок. Глотаю вновь подступивший к горлу комок.
— Не зажимайся.
Матрас пружинит. А в следующую секунду я чувствую, как горячие мужские пальцы касаются меня. Но немного иначе, чем раньше. Нежно, осторожно, будто и, правда, нет желания причинить вред. И той прежней жадности нет.
— Нормально, — выносит вердикт и отстраняется, подает мне халат. — Посильнее пояс завяжи, а то спросонья не пойму, кто рядом трется, нагну и в жопу выдеру.
Вздрагиваю. Быстро натягиваю халат, завязываю пояс покрепче. Хотя едва ли верю, что такая слабая защита сможет этого амбала остановить.
Он укладывается на постель. Забрасывает руки за голову, вытягивается во весь рост и зевает, как хищник пасть открывает, рычание издает.
— Не дергайся, — хмыкает. — Сказал же, что с целками не трахаюсь.
Тушит свет.
— Интересная ты, — говорит вдруг. — Ваши бабы после двадцати во всю развратничают. Тебе двадцать пять. Вроде не стремная. Как целку-то сохранила?
— Так вышло, — говорю сдавленно.
— Охренеть, — посмеивается. — Неужели ни один мужик не пытался тебя распечатать? Еще скажи, что член в рот ни разу не брала.
— Не брала, — закусываю губу до крови.
Огромная ладонь приземляется на мой живот, ухватывает за бок, толкает, вынуждая развернуться спиной. Миг — громила прижимается ко мне сзади. Его член снова в полной боевой готовности. Меня ошпаривает, подбрасывает от страха. Нет, нет…
— Ты обещал, — шепчу. — Ты…
— В глотке я первый, между ног тоже, — тяжелое дыхание жжет затылок. — Почему бы и тут не побывать?
— Н-нет, — роняю глухо. — Нет!
— Амир, — хрипло произносит амбал.
— Что? — выдаю испуганно.
— Это мое имя, — поясняет насмешливо. — Амир.
Познакомились. Как раз вовремя. Ничего не попишешь.
— Я пошутил, — отпускает меня. — Не трону. Расслабься.
— Спасибо, — бормочу в ответ.
— Целку свою благодари, — заключает он, а после неожиданно прибавляет: — Иначе бы ты на моем члене до утра вертелась. Отжарил бы тебя так, что кровать задымилась.
Глава 14
Я просыпаюсь и с трудом понимаю, где нахожусь. Вокруг темно. Моя голова вжата в подушку. Тело прижато чем-то безумно горячим и твердым. Придавлено намертво. Припечатано. Буквально обернуто со всех сторон. Создается ощущение, точно на меня обрушилась каменная стена, прибила к земле, мешая лишний раз двинуться. И вот теперь лежу, кайфую в тягучей темноте.
Должно быть неудобно. Душно. Жутко. Но… мне просто странно и непривычно. Хотя очень уютно и хорошо. Как будто я под защитой. Твердой, могучей, нерушимой. А я ведь едва ориентируюсь, едва соображаю, едва осознаю, где именно нахожусь.
Все кажется ненастоящим. Нереальным. Выдуманным.
Может, это сон? Часть сна?
Нервно подергиваюсь, пытаюсь разобраться что к чему, освободиться из железных оков, сбросить вязкие путы сонного дурмана и вынырнуть обратно. Хочу очнуться. Получается с трудом.
