Черт. Неужели Илья рассказал им про Амира? Сгустил краски, выставил его безумным бандитом. Проклятье. Тут и сгущать не надо, достаточно внешность и повадки описать в деталях.
Не успеваю перезвонить, как на экране вспыхивает «входящий вызов».
— Привет, мама, — отвечаю сдавленно. — Что…
— Что ты творишь?! — раздается дикий вопль. — Почему не отвечаешь на мои звонки? Боже. Какой кошмар. Ты меня чуть не убила. У тебя совесть вообще есть? Стыд? Ты нас с папой практически угробила?
Проклятье. Без Ильи не обошлось. Наверняка, в отместку за унижение растрезвонил им, что я в горах отнюдь не с подругой катаюсь.
— Мам… — слово вставить нереально.
Откладываю телефон, сбавляю звук динамика. Позволяю матери проораться. Засекаю минут пять. Десять. Наконец совершаю вторую попытку.
— Мам, — вздыхаю. — Что произошло? Почему столько паники?
— У тебя отключен телефон! — не спешит успокаиваться. — Я звоню снова и снова. Все без толку. Разве можно так мать истязать? Разве родная дочь будет поступать таким образом?
— Мам, — выдаю нервно. — Мобильный просто разрядился. Я его сразу включила, как смогла. Зачем столько драмы? Обычное дело. Не вижу проблемы в том, чтобы…
— У вас убили туристку! — орет. — На вашем чертовом курорте. А я сразу как знала, чувствовала, потому и не хотела пускать.
— Я взрослая, могу о себе позаботиться, — успеваю ввернуть одну фразу.
— Марианна, — начинает рыдать, всхлипывает. — Марианна, ты совершенно не способна о себе заботиться. Ты ведь даже с телефоном не можешь совладать. У тебя вечно заряд кончается.
— Ладно, мам, я все поняла, я ужасная дочь, — подвожу безрадостный итог беседы. — Но ты можешь нормально все объяснить? О каком убийстве речь?
— Марианна, — скорбно вздыхает. — Там убили туристку. Вечером. Жуткий резонанс. Ты действительно хочешь сказать, что ничего не знаешь? Не слышала?
— Ну мы дома сидим, новости не смотрим, — отвечаю вкрадчиво, лгу на ходу, потому что вряд ли стоит сообщать матери о моем реальном местоположении в другой стране.
— Мало деталей, — говорит она, продолжая глухо постанывать. — Но передали, что смерть жуткая. Насильственная. Погибла молодая девушка. Блондинка. И только представь, только вообрази, я звоню тебе, а телефон отключен. Папа звонит, тоже результат не меняется. Дядя звонил. Дедушка почти до инфаркта дошел, пока…
— Господи, мама, — не выдерживаю. — Ну что ты затеяла?
— Я?! — поражается. — Я затеяла?
— А кто еще? — хмыкаю.
— Убита девушка, — чеканит мрачно. — Блондинка. Молодая. Что я должна была думать? Что я должна была делать? Я уже покупала билеты, чтобы мчаться к тебе!
— Я же не блондинка, — роняю тихо. — Никогда ею не была.
— Да черт знает этих газетчиков!
— Ну так может все живы? — предполагаю. — Может, это просто громкая новость, которую завтра опровергнут?
— Я звонила туда, по отелям звонила. Везде. Действительно есть убийство. Погибла девушка, но подробности не сообщаются.
— Я в порядке, мам, — заверяю. — Жива и здорова.
Разговор удается свернуть через час. Не раньше. Под конец я уже готова сломаться и признаться во всех смертных грехах. Но мама устает от драмы, выдыхается, милостиво завершает беседу первой, позволяя мне отключиться. Откладываю телефон подальше.
Странное совпадение. Верно? Желудок обдает кипятком.
Появление незнакомца. Наш стремительный отъезд. Смерть девушки. Череда случайностей? Или нет?
До истины вряд ли докопаюсь. Во всяком случае, не сейчас.
+++
Я просыпаюсь от странного чувства, колючего и ранящего, дрожью пробегающего по телу, раскалывающего плоть на части изнутри. Открываю глаза, понимаю, что шторы неплотно задернуты, сквозь них уже пробиваются лучи восходящего солнца, но света все равно недостаточно для идеального освещения мрачных контуров роскошного отельного номера, очертания мебели тонут в размытой дымке. Издаю судорожный выдох и отворачиваюсь от окна, пытаюсь приподняться на постели, однако не могу.
Черт. Что такое? Отчаянно пробую оторваться от поверхности, но неведомая сила мешает, будто гранитной плитой в матрас вдавливает. Вздрагиваю, заметив темную руку поверх светлого одеяла. Гулко сглатываю.
Черт… нет, не черт. Дьявол, самый настоящий, из плоти и крови, вполне реальный и четко осязаемый. Амир уже здесь. Рядом. На кровати.
Поворачиваю голову и обжигаюсь о его горящий взгляд. Во рту резко пересыхает. Лихорадочно облизываю губы.
Нужно задать ему столько важных вопросов. Столько всего рассказать. Про пугающего незнакомца, про убитую девушку. И вообще, неплохо бы выяснить истинную причину нашего стремительного отъезда. Узнать, где он пропадал целую ночь с тем странным золотозубым бородачом по кличке Леон.
А что если ответы мне не понравятся? Что если…
Большой палец опускается на мой рот, будто Амир предугадывает шальной поток рвущихся наружу слов, призывает заткнуться заранее. Сразу. Не дает никакого шанса на компромисс.
Он обводит мои губы. Медленно. Почти нежно. Почти, но не совсем. Ощущаю, как он сдерживается, осознаю, как сильно жаждет совсем других вещей. И говорить не хочет. Не до того сейчас. Глупо даже затевать беседу, глупо злить любопытством.
Громила смотрит на меня так, точно мечтает сожрать. Голоден до одури.
А я? Проклятье. Я дурею следом за ним. Открываю рот и облизываю его палец, мягко обхватываю губами, посасываю. Не отвожу взгляд, хотя мне больно смотреть в черные глаза. Будто в пропасть срываешься, в бездну проваливаешься, погружаешься в жерло вулкана. Но это и завораживает. Предвкушение чего-то дикого и одержимого, до жути безумного. Словно по тонкой грани скользишь. Один неверный шаг — погибнешь.
Амбал как укол чистого адреналина прямо в сердце. На него подсаживаешься точно на иглу. Разве я теперь смогу быть с другим мужчиной? Хоть когда-нибудь? В далеком будущем?
Амир мрачнеет. Желваки резко проступают под гладкой смуглой кожей. Полные губы складываются в хищном оскале.
Впечатление, точно мысли мои угадывает. Читает как открытую книгу. Даже могу представить, как он рычит «Мужчина? Другой? Да ты охренела!»
Но Амир ведь спит с другими женщинами. Возможно, этой ночью спал. С его-то запросами неудивительно. Вполне закономерно. Долго без секса не протянет.
Боже мой. Мысль про измену как стальной клинок между ребер. Чувствую лезвие глубоко внутри, мелко подрагиваю от противоречивых эмоций, стараюсь подавить, смириться, принять, понять, однако ничего не выходит.
— Я измену не потерплю! — выпаливаю вдруг, сама своим словам поражаюсь, еще и отстраняюсь от громилы, пользуясь его удивлением.
