— Понятия не имел. И у меня, по правде говоря, другие печали. Объясните мне, наконец, почему именно мой клиент привлек пристальное внимание Магпола, и что может за это быть мне?
— Ну, это просто. Ничего.
— Гейнцель, если власти пронюхают, что я работаю на заграничного шпиона или просто на преступный элемент, меня как минимум лишат лицензии. Вот о чем я пекусь. Если для вас это «ничего», то для меня это считай что все.
— Оглохли, Уилбурр? Я же говорю, ничего вам за это не будет. Нет такой должности: «Второй посол». Нет, и никогда не было. Это все плод больного воображения сотрудников госбезопасности, понимаете? Чересчур дотошные чиновники придумали, а чересчур подозрительные магполы поверили в беду, о которой нельзя говорить вслух, рискуя получить по голове и от своих, и от чужих. То есть, никакого заграничного шпиона нет и не было. И властям не о чем…
— Стоп…
— …Пронюхивать! Официально вы работаете на богатого миррионского недоросля. То есть, — очки Ройма яростно сверкнули, — предъявить вам нечего и некому. Официально. Так что не бойтесь, если мальчишке не вздумается вдруг подурить, или магполы не нароют очень убедительных фактов, ваша задница прикрыта чем-то понадежнее мокрых штанов.
Я побарабанил пальцами по шляпе, продавив ее до самой столешницы. Отлично. Если в этом вопросе я не поверю прирожденному интригану, то можно смело удавиться от неизвестности. Будем надеяться, что в его словах больше правды, чем попыток отвязаться от меня.
— Ладно, Гейнцель. И все же, почему Хидейк может быть этим самым несуществующим шпионом?
— Дайте уже ходу голове, Брокк. Мы же говорим о сыне посла, взращенном на шпионских романах под заботливой опекой дипломата-виртуоза, который полтора века прожил здесь, в Вимсберге. Знаете, что говорили о папаше? Что он может разговорить самого замшелого параноика. Что он постоянно ходит между дипломатом и шпионом, и не пачкается. Каково? Но что мы видим? Мальчонка, который души в отце не чает, бредит приемами и посольствами, души не чает в интригах, приезжает на нагретое папашей место и… поступает в Школу Магии! Неожиданный поворот, а? Но посмотрим на это с другой стороны. Как известно, все эти магические учебницы — что школа, что университет — заведения серьезные, где двери и рты от посторонних закрывают на большие такие замки. Конспирация там такая, что казначейство карликов позавидует… — Гейнцель всхрипнул, зашарил по столу и ухватился за графин с водой. Налил полстакана, прополоскал горло и шумно сглотнул. — Для мальчишки, мечтающего стать дипломатом, место странное, а вот для шпиона!.. Вы понимаете, Брокк? И ведь он как будто пропал, — замминистра не глядя хлопнул по папке с историей хидейковой жизни, — порвал со старыми приятелями, стал замкнутым, тихим. А потом окончил школу и… Думаете, подался в лучший университет мира? Да как бы не так. Он приезжает в наше, простите за прямоту, захолустье и поступает в наш захолустный университет!
— Это вы хватили…
— Это я бы хватил, — гневно перекрикнул Ройм, — если бы говорил о вас… да даже обо мне бы хватил! А о богатом альвийском папенькином сынке — да ему прямая дорога лежала в Эскапад! Сразу! А он вместо этого пять лет торчит в нашей клоаке и в ус не дует. Кадрит местных девок, ходит на приемы, как ни в чем не бывало… Я мог бы поверить, что мальчишка испортился с возрастом. Но как же папаша? Неужели любящий родитель по собственной воле засунул обожаемого отпрыска в эту дыру?
— Они могли поссориться, — осторожно ввернул я.
— Поссориться… Вы бы видели, Брокк, какие приемы они закатывали, когда старик приезжал навестить сынка! Нет, тут дело в другом. Все это происходило с полного одобрения королевского советника, вы уж поверьте. Ну так вот! Парень оканчивает местный университет — кстати, с отличием! Все преподаватели в ступоре от его успехов. И он рвется в аспирантуру, но теперь уже… в Эскапад! В который дотоле и носу не казал. Даже на каникулах. И заметьте, друзей среди сокурсников он все также не заводит. Старательно! Случайные подружки пару раз в месяц, угодливые обжиманцы с престарелыми кокетками на официальных приемах — не более того! И ни одна, конечно же, не беременеет. Мальчишка осторожен, как лис. Ни друзей, ни любовниц, ни даже приятелей. Зато сколько знакомств в высоких кругах! Папочкины связи сыграли ему на руку. Мало того, что сам горазд болтать языком, так еще и каждый, кто хоть раз общался с Геллисом, непременно хочет пожать руку его сыну.
Гейнцель залпом выпил еще стакан воды. Я притих, мечтая лишь об одном — чтобы напавшая на замминистра разговорчивость не иссякла раньше времени.
— И вот перед нами студент — подросток! — который свысока плюет на ровесников, но при этом за руку здоровается с политической элитой Вимсберга! И этот альв собирается в Эскапад. Зачем? Снова учиться! Знаете, Брокк, эта его страсть к учебе уже всем заинтересованным лицам поперек горла стоит. Достаточно для ответа на вопрос?
Я выдохнул одновременно с ним.
— Пожалуй. Кое-что начинает проясняться. Ну, а теперь к делу.
Гейнцель застонал и едва не размяк.
— Уилбурр, вы что, издеваетесь? Да, официально вас за хвост никто не схватит, но разве мало способов сделать это тайно? Думаете, магполам никто не даст разрешение на ваш арест? Да их генеральный инспектор едва ли не больше всех заинтересован в этом деле… правда, не знаю, почему. Не знаю! И можете шантажировать меня, сколько влезет, все равно правду не выжмете, потому что я действительно не-зна-ю!
— Ладно, Гейнцель, я ценю вашу заботу о моей персоне. Но остальные вопросы уже господина Хидейка не касаются. Честно. Расскажите-ка о принце Тродде. Он-то, надеюсь, не какой-нибудь тайный посол?
— Нет, — поскрипел зубами Ройм, — этот как раз явный. Старший сын боргнафельдского царя. Вы часто встречали карликов, Брокк?
Перед глазами мелькнула обожженная борода, мутное стекло пробирки и налитые кровью глаза. Я поморщился.
— Не так, чтобы.
— Я не о местных. В Вимсберге по большей части живут изгнанники с Боргнафельда, чаще всего — Тронутые. А доводилось ли вам когда-нибудь бывать на их острове, среди коренного, так сказать, населения?
— Пропустим, как шутку.
— Непременно побывайте, если будет возможность, — надменно посоветовал Ройм, — оч-чень познавательно. Цвергольды — угрюмый и замкнутый народ, гостей они терпеть не могут — особенно с Материка, — но какая у них речь… Чем выше чин, тем тоньше общение. И это само собой получилось. Как гласит их собственная поговорка, «Говори чтобы править». Смысл примерно следующий: если ты не можешь четко выразить свою мысль, то не должен делать ничего важного. Весь Боргнафельд похож на здоровенный муравейник, а царь — его мозг. Чем больше приказов ты отдаешь, тем грамотнее должен быть, вот что они говорят. Так вот, Тродд — прямой наследник престола. Продолжать?
— Вы хотите сказать, что должность посла — не более чем практика?
— Ну конечно! Карлики не завязаны в нашей политике, все, чем мы соприкасаемся — это товарный обмен и компенсации за содержание их Тронутых. Поэтому посол, по большей части, ничего не делает, кроме как общается в наших высших кругах.
