— Хм-м… все еще мало, Уилбурр.
— Четверо Проклятых, Карина… «Сок Ромли» тебе о чем-нибудь говорит?
— А как же! Конечно говорит. И твои слова наполняют меня надеждой, Уилбурр.
— Почему?
— Не знаю, занимался ли Гарласс ядами. Но знаю точно, что ты где-то ошибся. В сок Ромли, насколько мне известно, вообще невозможно подмешать яд. Он растворяет только обычную соль.
— Соль?..
— Ага. Мы были на Миррионе. И пили Ромли. «Царская улыбка», да? Очень милый хозяин не менее милого бара в порту решил меня угостить. Элегантный коктейль. Я так и сказала тому симпатичному альву. Несмотря на то, что я — Измененная, он был умен и учтив. Мы долго говорили, и меня по самое не хочу завалили знаниями, от которых мне, боюсь, не будет толку ни в этой жизни, ни в вечной. Но ты же знаешь, как приятно поговорить с умной душой.
— Иногда ты меня прямо-таки поражаешь. Но клянусь, я лично видел, как клиент отравился. Ты уверена, что ничего не изменилось? Ведь кто-то мог создать подобный яд?
— Уилбурр, ты помнишь, что я — хозяйка цирка? Я не алхимик, который тебе нужен. Даже не так — тебе точно нужен хороший алхимик. И лучше бы не местный. Можно было бы обратиться в Союз, но для пролетария вроде тебя это не лучшее решение.
— Вот уж… Чего мне в жизни не хватает, так это перспективы таинственно исчезнуть.
— Тогда, Уилбурр, ничем не могу помочь.
— Брось, ты очень помогла. Могу я что-то предложить взамен?
— Скажи, потому ты так нас не любишь? Боишься однажды измениться сам? Ох. Прости. Не отвечай. Вижу, что это не так. И помню, что обещала никогда не лезть в душу. Не предлагай ничего. Мне приятны наши беседы. А такие, как сегодня — считай, плата за другие разговоры.
— Смотри. А то, если хочешь, я бы сходил в Университет и разузнал о судьбе вашего Сейцеля-Сецеля.
— Не стоит, Уилбурр. Мне кажется, профессор все еще там, только забава ему прискучила, или, говоря откровенно, в голове стало почище. Но оставь девчонкам сказку.
— Хорошо. Но он все равно может мне понадобиться по делу. Фамилию вспомнишь?
— Сейцель — да, все-таки, Сейцель… Молт… бафф. Сейцель Молтбафф, преподаватель младшего класса Воды. По крайней мере, был им, когда Гарласс еще был на виду. Если встретишь нашего мальчика, передай, что мы скучаем.
— Говорю же, Карина, он…
— Я помню, Уилбурр. Но не верю, что мы говорили об одном и том же одушевленном. И не хочу верить. Я надеюсь, в Университете ты встретишь нашего хорошего… друга и передашь ему привет.
— Ты любила его, Карина?
— Не так, как ты подумал. Я любила его как сына, которого у меня никогда не будет. В отличие от остальных моих подопечных, там, — ее крохотная ручонка указала вниз живота, — я давно нежива. И на время надеяться не стоит — я слишком стара, и искажения давно остановились. А теперь иди, Уилбурр. И не печалься, что принес горе. Я сама пошла на разговор, а ты предупреждал, что он о работе.
Я погладил склоненную голову лилипутки и молча вышел из шатра.
Ее тихий голос остановил меня у самого порога.
— Уилбурр… Если ты все же решишь поговорить с алхимиком, разыщи карлика по фамилии Райнхольм.
— Где же я его разыщу?
— Он говорил, что часто бывает в каком-то «Рыле». Не знаю, правда, что это и где.
— Спасибо еще раз, Карина. Замечу какое-нибудь «Рыло» — непременно загляну. И когда-нибудь придумаю, как отблагодарить тебя за помощь и приятные беседы.
— До свидания, Уилбурр. Приходи чаще. И — не по делу.
Дождь утомленно притих. Сквозь грязные комья облаков и растерзанные останки туч местами проглядывало далекое звездное небо. Одинокая капля упала мне на щеку, и я вспомнил бессильно обвисшую голову маленькой орчанки. Плакала ли она? Я не осмелился задержаться и посмотреть. Да, предупреждал, да, согласилась… Но на душе было гадко.
Глава 14,
в которой выясняется, что прогресс не всем по душе, а семена убеждения ложатся в плодородную почву
Женщина плакала навзрыд, и это здорово мешало доктору хлопотать над безобразным кровоподтеком, расплывшимся по всей ее скуле. Пол-оборота назад такой же бедой оказался нервический тремор, который никак не давал наложить шину на сломанную в двух местах руку несчастной.
Но доктор не роптал.
— Не волнуйтесь, госпожа. Уже не о чем. Немножко заживет — и красота не пострадает. Вот и все. Примочку прошу не снимать до завтрашнего утра. Сейчас легкое прогревание… — между пальцев его возник язычок пламени. Рука мгновенно заледенела, когда тепло тела стремительно выхлестнулось из пальцев, сосредоточилось в воздухе и воспламенилось. Женщина застыла, не дыша, скосив непострадавший глаз на быстро засыхавшую квадратную нашлепку. Плач прекратился.
— Руку держите в покое, а будете принимать ванну — не мочите. Через неделю снова приходите, будем снимать шину. Лицо уже начало заживать, но повязку, повторяю, до утра не снимайте. А то, чего доброго, останется рубец. И впредь не нужно слепо доверять жизнь этим новомодным штучкам.
— С-спасибо, доктор. Спасибо вам большое. Но вы же знаете Кассара, он такой… современный.
— Вот она, ваша современность, — доктор кивнул на белый кокон ниже локтя пациентки, — хороший извозчик всяко надежнее. И безопаснее.
— Он хотел как лучше, — женщина снова всхлипнула, — хотел показать всем, что может себе позволить… — слезинка скользнула от уголка глаза до самых губ, — хотел, чтобы мы перестали завидовать соседям.
— Зависть — ужасающее чувство. Намекните супругу, что избавляться от нее стоит не за счет технических приспособлений, которыми он, чего греха таить, не умеет пользоваться. Самый простой и ничуть не накладный способ избавиться от зависти — прогнать подальше одушевленных, что ставят вещи во главе угла. Поверьте, вы оба богаты тем, что есть друг у друга.
— Доктор, вы замечательный! Я никогда, честно, никогда не позволю ему снова купить этого монстра! И… И вы правы! Он уделял ему столько внимания, что честное слово, я стала лишней! А теперь… совершенно верно, я сделаю все, чтобы он и не вспоминал о паромобилях.
— Надеюсь, когда он придет в себя, то будет рассуждать так же здраво, — улыбнулся доктор снизу вверх. Ее решительность была немного комична, но все же приятна, а порыв он всецело одобрял.
Молчаливый слуга подал хозяйке плащ, и кабинет опустел.
Доктор погасил светильник, покрепче закрыл глаза и глубоко вздохнул, расслабляясь. Еще одна душа получила пищу для размышлений. Он давно недоумевал, с чего мир обуяла такая тяга к новым технологиям? Польза от них весьма сомнительна, а вред — очевиден. Сколько жертв дорожных катастроф поступало к нему — не просматривай он регулярно приемный журнал, немудрено было сбиться со счета.
