Калли познакомила отца с другом студенческих времен, Доди Макинтошем, ныне успешным ювелиром, и Барнаби заказал ему ручное овальное зеркальце в серебряной оправе для жены. Оно выглядело прелестно. Переплетенные инициалы Джойс заключены внутри сердца, а уже его окаймляет узор из ее любимых ландышей. Каждый крошечный венчик изысканно прописан, стебелек убегает вниз, продолжая гирлянду, которая описывает витки вокруг ручки зеркала.
— А мы с Николасом приготовили подарок вам обоим.
— Ну и ну.
— Идея пойти в тот же ресторанчик, — Калли понюхала, помешала, попробовала, — кажется мне просто блестящей. Это как бы замыкает круг.
Несколько дней назад они говорили о помолвке. Николас находил этот обычай крайне старомодным. Калли язвила, что бедный жених должен почему-то тратиться на «худосочный крохотный бриллиантик», когда за те же деньги можно недели две плескаться в карибском прибое «со своей малышкой».
Джойс все еще носила «худосочный бриллиантик» — все, что Барнаби мог тогда себе позволить на жалованье констебля. Он вручил ей дешевую кожаную коробочку с кольцом за обедом в маленьком французском бистро в Лондоне. Они ели boeuf bourguignon
[15] и tarte framboise
[16] и запивали их домашним красным вином. Оценив значимость события, хозяин разрешил им забрать с собой меню.
Когда их финансовые дела поправились, Барнаби предложил заменить крошечный солитер на камень побольше, но Джойс и слышать об этом не хотела. Носила его с простым обручальным кольцом и украшенным дорожкой изумрудов «кольцом вечности», подаренным ей на рождение Калли, и настаивала, что этих украшений ей хватит по гроб жизни.
Это Николас заметил, что то самое бистро, «Монплезир», до сих пор существует на Монмут-стрит. Тогда Калли сказала, что они просто обязаны пойти и отпраздновать там серебряную свадьбу. Барнаби сразу согласился, оценив изящество плана. И только Джойс колебалась. Она была не уверена, что стоит возвращаться на место, которое помнишь волшебным.
— Что это тут такое? — Барнаби взял у Калли деревянную ложку и помешал содержимое кастрюли.
— Баранина, молодой картофель, лук и репка. А горошек положу в последний момент.
— Не могла бы ты наготовить побольше всякой еды и оставить ее в морозилке?
— Нет. Как, по-твоему, будет себя чувствовать мама?
— Я знаю, как себя буду чувствовать сам.
Оба рассмеялись. Барнаби услышал, как подъехала машина, прошел в гостиную и выглянул в окно. На подъездной дорожке появился фургон из садового центра. За ним на небольшом расстоянии следовал «пунто» Джойс. Они с Николасом вышли из машины и о чем-то переговорили с водителем фургона. Потом двое грузчиков вынули из фургона огромную коробку и понесли в гараж. Понаблюдав в изумлении за этой сценой, Барнаби вернулся на кухню.
— Ты видел? — Джойс вошла, поцеловала мужа и нашла себе бокал.
— Разумеется, видел. — Барнаби налил ей вина. — Это же целый дом.
— Он не имеет к тебе ни малейшего отношения, так что не волнуйся.
Джойс пригубила вина, объявила, что оно чудесно, подошла к дочери и обняла ее за талию.
— Это рецепт Элизабет Дэвид
[17]?
— Э-э, не совсем. «Navarin printanier»
[18].
— Я так и думала. — Она попробовала соус. — Чудесно. Ты делаешь успехи, дорогая.
— Спасибо, мама.
Барнаби вернулся к своему наблюдательному пункту в гостиной. Нико поднял дверь, и огромную коробку поставили в гараж. Старший инспектор, уверенный, что там лежит его подарок, напряг мозги. Он по-настоящему нуждался только в одной вещи, но даже в наши сибаритские времена никто не стал бы изготавливать серебряную газонокосилку.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Во вторник до девятичасовой летучки Барнаби успел бегло просмотреть первые протоколы опросов. Они разочаровывали. Кроме показаний владельца «Красного льва», сообщившего, что Чарли проторчал в баре для курящих аж до одиннадцати, не было ничего существенного. Из нескольких источников поступило подтверждение, что Чарли был ничтожной старой сволочью, драчливой к тому же, кулаками махал направо и налево.
Кроме всего прочего, в тот вечер Лезерс хвастал, что ему светят большие деньги, и распространялся о том, как намерен их потратить. Но поскольку он не единожды рассказывал, как потратит выигрыш в лотерею или на тотализаторе, никто не обратил внимания на его похвальбу. Ни один из опрошенных не припоминал, чтобы Чарли увлекался другими азартными играми.
Барнаби раздраженно отпихнул от себя бумаги и наскоро помолился богам причины и следствия, чтобы дело не свелось к «случайному убийству». Кошмар каждого копа: незнакомец убивает незнакомца. Хотя ни одному человеку в здравом уме не принять за оправдание мотивы убийцы, пойманный преступник обычно приводит вполне объяснимые причины, которые довели его до края. Разумеется, когда следствию не удается ухватить ни единой причинно-следственной ниточки, убийца часто остается непойманным, а куча времени и денег бывают потрачены зря.
Отогнав эти черные мысли, старший инспектор быстро встал, шумно отодвинул стул и потребовал кофе. Ответа не последовало, и он вспомнил, что Трой ищет в компьютерных базах типа, называющего себя «просто Жакс». Интересно знать, какие именно «неприятности» были у этого молодчика.
Барнаби побрел в дежурку, нацедил себе чашку крепкого колумбийского кофе и огляделся в поисках помощника. Он обнаружил Троя в дальнем конце комнаты. Сержант одним глазом смотрел в монитор, а другим оглаживал хорошенькую девушку, дежурившую на телефоне. Тихо подкравшись сзади, старший инспектор хлопнул Троя по спине.
— Черт!
— Как продвигаются поиски?
— Пожалуйста, сэр, не делайте так больше! — Трой передернул подкладными плечами своего пиджака от Черрути. — Не скажешь, что это приятно…
— Что ты уже смотрел?
— На всякий пожарный искал Жаксов. Потом Джексов. А также Джеклинов. Сейчас просматриваю Джекманов. Похоже, эту фамилию носит половина сидельцев.
Барнаби из-за плеча сержанта изучал мелькающие на экране лица. Откровенно порочные и с виду тихие, добрые, взял бы такого за ручку и отвел домой к мамочке. Черные, белые, коричневые всех оттенков. С татуировками, серьгой в ухе и младенчески розовые, гладкие, с широко распахнутыми невинными глазками. Отвратительные, щетинисто-шишковатые «кумполы» и аккуратно стриженные макушки-ежики.
