Правильнее было бы называть эти полувоенные формирования частями добровольческого корпуса
[59], которые по своей организации и вооружению, а также единому их обозначению и подчинению ответственным руководящим инстанциям, когда они располагались позади линии обороны своих войск, полностью соответствовали нормам международного права. Однако такое правовое их положение улетучивалось, когда личный состав этих подразделений присоединялся к гражданским повстанческим группам, образуя зачастую первое вооруженное ядро таких отрядов.
Формирование истребительных батальонов осуществлялось обычно из числа мужчин, не призванных на военную службу. Свои служебные обязанности они исполняли после основной работы или в ночное время. Формированием же этих специальных подразделений занимался обычно местный инспектор милиции
[60] вместе с секретарем районного комитета партии. После того как истребительный батальон был сформирован, инспектор милиции становился его командиром, а секретарь райкома – начальником штаба.
Численность истребительных батальонов не являлась постоянной величиной и зависела от плотности населения того или иного района. Как правило, такое формирование насчитывало около 100 человек и делилось на три взвода, каждый из которых один день нес службу на безвозмездной основе. В батальоны рекрутировались представители всех слоев населения без особого учета степени политического доверия. Поэтому после отхода Красной армии пробиваться к конкретным партизанским отрядам предлагалось не всем. Как докладывал начальник полиции безопасности и СД в обзоре событий в СССР за № 134 от 17 ноября 1941 года, вначале после ухода советских войск командиры этих истребительных батальонов в большинстве своем тоже исчезали, а оставшись без своего командира, их личный состав разбегался (NO 4426).
Тем не менее после воззвания советского правительства к началу партизанской войны к этим военизированным формированиям вернулись вновь, их политическое и военное значение возросло. В часть истребительных батальонов начали назначать политических комиссаров, в распоряжение которых стали передаваться группы политически благонадежных лиц для надзора за личным составом.
К задачам истребительных батальонов добавилось осуществление различных подготовительных мероприятий, в том числе сооружение складов с оружием для ведения партизанской войны. Однако и к тому времени служащие батальонов все еще не проходили необходимую планомерную подготовку для осуществления партизанской борьбы и не изучали тактику ее ведения. К тому же, согласно донесению начальника разведотдела штаба 52-го армейского корпуса вермахта командующему 17-й армией от 19 ноября 1941 года, после расформирования истребительных батальонов за каждым его служащим все еще сохранялось право принимать решение, участвовать ли ему в партизанской борьбе или нет (NOKW 2686).
Те немногие, кто решился принять участие в партизанской войне, получали от находившегося поблизости армейского штаба четко очерченные боевые задачи, которые надлежало выполнить после того, как местность будет занята противником, а истребительный батальон перестанет существовать. В случаях же, когда большое число политически убежденных лиц определяло дух такого батальона, а местность позволяла продолжать борьбу, его личный состав собирался вновь уже в тылу немецких войск позади далеко ушедшей линии фронта и начинал действовать как партизанский отряд.
В этой связи интерес представляет обобщенная сводка эйнзацгрупп полиции безопасности и СД о своей деятельности и об обстановке в СССР № 2 за период с 29 июля по 14 августа 1941 года. В ней отмечается, что наряду с 260 мужчинами в плен было взято и 40 женщин, которые несли службу в качестве медсестер и секретарш. Причем к тому времени истребительные батальоны на 90 процентов состояли из коммунистов (NO 2652).
Это объяснимо, ведь у членов коммунистической партии из-за страха перед политическими репрессиями обычно не оставалось иного выбора, как уходить в подполье.
Отставшие от своей части советские солдаты, избежавшие плена
В ходе современной маневренной войны, для которой характерны концентрированные глубокие прорывы на отдельных участках фронта с последующими широкими охватывающими операциями, перед войсками встает ответственная задача по очистке и охране быстро завоеванных больших территорий, являющейся не менее важной, чем само наступление. Вторая мировая война принесла с собой опыт, насколько пагубной может оказаться плохо осуществленная охрана собственного тыла ввиду допущенной халатности или нехватки сил. Географические особенности Восточного театра военных действий, необъятные просторы страны, протяженные лесные массивы и заболоченные участки, слабо развитая дорожная сеть превратили задачу по очистке и охране оккупированных областей даже для сильных войсковых частей, находившихся в распоряжении немецкого командования для ее решения в первые недели войны, практически в неразрешимую проблему.
В районах крупных котлов бесчисленным небольшим подразделениям Красной армии удавалось особенно часто прорывать кольцо окружения, состоявшего зачастую только из танкового охранения, и скрываться на территории, не имевшей ни дорог, ни тропок. В результате по тылам германских вооруженных сил вплоть до глубокой осени 1941 года беспрестанно перемещались отставшие от своих частей мелкие группы вооруженных красноармейцев.
От сдачи вермахту их зачастую удерживал страх перед голодной смертью в немецких лагерях для военнопленных. Он же заставлял этих солдат пробираться в лесные и заболоченные районы северной и центральной части России, которые постепенно все более превращались в сборные пункты остатков разбитых советских воинских частей. Так, в донесении разведотдела 3-й танковой группы от 9 сентября 1941 года говорится, что в районах размещения войск, особенно в лесах, объявились отбившиеся от своих частей красноармейцы и партизаны. Там же сообщается, что группами по 100–200 человек по утрам и вечерам они появлялись в деревнях в надежде раздобыть что-нибудь из съестного и что от сдачи в плен их удерживала лишь боязнь быть расстрелянными или умереть от голода в лагере. При этом в донесении содержалось предупреждение о возможных нападениях с их стороны (NOKW 688).
Из этих районов избежавшие плена советские солдаты делали постоянные набеги в близлежащие деревни в поисках продовольствия. С этой же целью они часто совершали нападения и на немецкие гарнизоны. Нередко такие акции проводились также просто из чувства ненависти к немцам, на что германское командование отвечало расстрелами ни в чем не повинных заложников. Так, в обобщенной сводке начальника полиции безопасности и СД о деятельности эйнзацгрупп на территории СССР, а также о поведении коммунистов в рейхе и в оккупированных областях от 31 июля 1941 года сообщается, что за обстрел немецких грузовиков первоначально было расстреляно 10 заложников, а за повторное нападение на немецкие автомашины 15 июля 1941 года – уже 20 заложников (NO 2651).
