Одновременно с учетом того, что каждый гражданин был обязан принимать участие в национальной обороне, истребительным батальонам после выполнения их первоначальной задачи приказали переходить к партизанской борьбе, отказав им в роспуске под угрозой строжайшего наказания.
В противоположность этому тогда же вышла директива (без даты, см.: Приложение № 4) гражданских властей Белоруссии, а именно Совета народных комиссаров и Центрального комитета Коммунистической партии Белоруссии, потребовавшая проведение самой широкой децентрализации и «разделения» ответственности. В пику содержавшимся в приказе командующего Северо-Западным фронтом требований, отражавших чисто военный подход к организации партизанской борьбы, в оккупированных областях стали распространяться листовки с призывом к гражданским органам управления опираться на традиционные представления о народном вооруженном сопротивлении. В них, в частности, говорилось:
«На каждом предприятии, транспортной организации, в каждом совхозе и колхозе образуются партизанские отряды из мужчин, женщин и из числа молодежи, способной выполнять задачи по защите народа…
Создание баз для размещения партизан является ответственным делом колхозов, которые должны обеспечить их запасами продовольствия и одежды. В соответствии со своим предназначением партизанам следует вооружаться за счет народных средств, то есть ружьями, гранатами, пистолетами, ножами, топорами, косами, вилами и канистрами с бензином…»
Наряду с этой директивой, однозначно предусматривавшей создание бесчисленного количества небольших групп заговорщиков, вышло и требование по образованию крупных партизанских отрядов, которые должны были делиться на общинные, районные, городские и сельские организации во главе с избранными советами штабами и командирами из числа офицерского резерва Красной армии или из рядов имеющих армейскую подготовку товарищей.
При этом в обоих указаниях обращает на себя внимание на удивление большая открытость как самой организации, так и порядка подчинения создававшихся партизанских отрядов. Их части и отделения, похоже, были связаны между собой только личным решением и индивидуальной инициативой их непосредственных командиров. Поэтому остается непонятным, каким образом обеспечивалось центральное руководство из Москвы этими отрядами и проводимыми ими боевыми операциями. Ведь снабжение каждой партизанской группы средствами радиосвязи тогда не представлялось возможным. Оно и позже ограничивалось поставкой радиостанций лишь крупным соединениям. К тому же создание системы оповещения и надежных каналов связи требовало достаточно много времени.
Высказанное же в приказе командующего Северо-Западным фронтом требование не ждать указаний «сверху» тоже предоставляло отдельным отрядам большую самостоятельность. Поэтому можно предположить, что к тому времени советское руководство продолжало рассматривать партизанскую войну как своеобразный эксперимент, результаты которого еще только следовало ожидать. Оно явно намеревалось вмешаться в ее развитие только после того, как военная или политическая целесообразность такой борьбы проявится в достаточно твердых формах.
Текст партизанской листовки, распространявшейся на территории Украины осенью 1941 года:
«Товарищи!
Вы находитесь на территории, временно захваченной этим чудовищем – Гитлером. Цель его подлой политики заключается в том, чтобы убедить вас свезти ему часть вашего урожая с тем, чтобы затем отобрать все остальное. За этим он, собственно, и пришел. Вспомните 1918 год, когда немцы забрали у вас все зерно и вывезли его в Германию.
Не поставляйте им ваш урожай!
Оставайтесь с нами на связи!
Мы знаем, нацисты вас уверяют, будто бы они уже взяли Москву, Одессу и Ленинград. Не верьте этой лжи! Помните слова Сталина, что враг хитер и коварен. Помните, враг будет разбит, поскольку наше дело – правое!
Нацисты выгонят вас из ваших родных мест, а лучших и самых достойных жителей деревень убьют.
Не дожидайтесь этого! Вооружайтесь и приходите к партизанам!
Наносите смертельные удары по жизненно важным путям снабжения Гитлера!»
Глава 5
Меры немецкого командования по охране территории и своих войск
Война против Советского Союза поставила немецких солдат на Востоке в такие условия, для которых были характерны особые психологические нагрузки, заметно отличавшиеся от тех, что имели место при применении обычных методов ведения боевых действий. Ожесточенность боев и невиданное до той поры упорство при оказываемом противником сопротивлении потребовали от войск поистине нечеловеческих усилий. К тому же на психике солдат негативно сказывались особенности страны с ее необъятными просторами.
К пониманию, что им приходится сражаться не на жизнь, а на смерть, с неимоверной силой, а именно с большевизмом, годами преподносившимся германской пропагандой как некая темная угроза, добавились собственные наблюдения проявлений не считавшегося ни с чем партийного господства, обрушившихся на страну и народ. Такие наблюдения, а также добавившиеся к ним впечатления от непостижимого самопожертвования советских солдат привели к появлению у немцев чувства нахождения в чуждой реальности, далекой от всех привычных условий.
Все это в скором времени воплотилось в одном названии – Восточный фронт, когда к осознанию собственной беспомощности и потерянности, сковывавших у солдат волю в бою, добавилось скрытое убеждение в том, что в этой стране с ее бесконечными просторами добиться выполнения поставленных целей и прийти к победоносному завершению войны невозможно. И сегодня, оглядываясь назад, при оценке поведения германских войск в Советском Союзе, эту психологическую составляющую не следует оставлять без внимания, ведь во многие решающие моменты она оказывала значительное влияние на действия того или иного солдата.
Уже в первые дни войны из различных немецких армейских частей стали поступать доклады о том, что позади их линий обороны стали находить изуродованных раненых, или о застреленных солдатах, отставших от колонн для ремонта грузовика. В частности, об этом говорилось в вечерней сводке начальника разведки 7-й танковой дивизии за 24 июня 1941 года (NOKW 2246), в обобщенной сводке офицера оперативного управления Генерального штаба в штабе 168-й пехотной дивизии за период с 22 июня по 30 июля 1941 года (NOKW 1911) и в донесении штаба 307-го полицейского батальона при 62-й пехотной дивизии от 30 июля 1941 года (LU 10, 16 d).
Тогда, без сомнения, речь шла об единичных случаях, которые вряд ли можно расценивать как проявление всеобщей народной воли к сопротивлению. Тем не менее, они сеяли в тыловых войсковых службах нервозность и чувство неуверенности в собственной безопасности. Соответственно ответные штрафные меры затронутых частей проводились под влиянием этих чувств – некоторые гражданские лица, отвечавшие за армейское имущество, были расстреляны. Однако такие единичные случаи и суровые наказания за них тогда еще не оказывали серьезного влияния на взаимоотношения между русским народом и немецкой армией.
