К этому добавлялось и то обстоятельство, что созданные новые органы местного управления по различным причинам не могли (или не хотели) по-настоящему осуществлять свои функции, а новоизбранные председатели колхозов зачастую сами помогали саботировать проведение необходимых сельскохозяйственных работ. Так, в сводке эйнзацгрупп полиции безопасности и СД о своей деятельности и об обстановке в СССР № 3 за период с 15 по 31 августа 1941 года сообщалось: «Назначенный германским вермахтом председатель колхоза подбил сельскую молодежь к тому, чтобы она растащила на запчасти имевшиеся в колхозе машины и, хорошо смазав их маслом, закопала» (NO 2652). Характерно также и донесение № 5 за 15–30 сентября 1941 года: «Поблизости от Бобруйска арестован председатель артели за умышленную дезорганизацию работы предприятия» (NO 2655). О пресечении же деятельности одного враждебно настроенного бургомистра сообщалось в донесении начальника контрразведки 27-го армейского корпуса вермахта от 8 февраля 1942 года (NOKW 2366).
В результате таких действий, согласно донесению № 131 от 10 ноября 1941 года эйнзацгруппы «А», действовавшей в зоне ответственности группы армий «Север», по состоянию на ноябрь 1941 года неубранными оставались 35 процентов урожая картофеля, который побил ранний мороз. К тому же города после боев и планомерного разрушения производственных зданий отходящими частями Красной армии зачастую оставались без необходимых учреждений бытового обслуживания, о чем прямо говорилось в сводке начальника IV управления РСХА (гестапо) A 1 В № 1В/41 от 16 января 1942 года: «После разрушений, произведенных Красной армией, население осталось без света, воды и газа. Треть жителей голодает…» (NO 3405). Подрывы в Харькове были осуществлены, в частности, по приказу Н. С. Хрущева, который, по свидетельству на страницах газеты «Известия» его зятя А. И. Аджубея, при этом заметил: «Вина все равно лежит на немцах».
В Харькове вообще отмечалась повышенная активность партизанских отрядов. Так, в ночь на 14 ноября 1941 года был взорван большой мост, соединявший Холодную гору с центром города. Одновременно в результате подрыва взрывного устройства с дистанционным взрывателем на воздух взлетело здание на улице Дзержинского, похоронив под обломками штаб 68-й пехотной дивизии вместе с генерал-лейтенантом фон Брауном, отцом известного конструктора ракетной техники Вернера фон Брауна. Были взорваны и другие строения на площади Руднева, в результате чего немецкие учреждения понесли большие потери.
В целом в ноябре 1941 года в Харькове в вопросе снабжения населения продовольствием сложилась настолько катастрофическая ситуация, что немецкие власти были вынуждены порекомендовать его жителям покинуть город. При этом, как отмечалось в уже упоминавшейся сводке начальника IV управления РСХА (гестапо) A 1 В № 1В/41 от 16 января 1942 года, за ними сохранялся выбор, отправляться ли на восток в сторону областей, находившихся под советским контролем, или перебираться на запад в немецкий тыл.
Здесь стоит отметить, что такая мера позволила резко сократить количество голодавших, оставшихся в городе. Так, по советским источникам, если число жителей Харькова накануне взятия его немецкими войсками составляло около 700 000 человек, то при возвращении Красной армии летом 1943 года в нем проживало уже 350 000 харьковчан. При этом советская сторона заявила, что такое снижение численности объяснялось принудительным вывозом в Германию около 120 000 горожан, расстрелом 30 000 человек и 80 000 умерших от голода. Число же переселенцев ею не учитывалось.
Наряду с описанными ранее проявлениями германской восточной политики неутешительные экономические условия и связанная с этим общая неуверенность в завтрашнем дне привели к тому, что первоначально дружелюбные настроения и большие ожидания населения, в особенности на Украине, вскоре сменились тупой апатией. При этом его быстрое и, возможно, горькое разочарование было вызвано общей политической нерешительностью Германии, выразившейся в первую очередь в недопущении любых проявлений свободы политической жизни и сохранении советских институций, таких как колхозы.
Сильно разочаровали местных жителей также плохое обхождение с военнопленными и массовая среди них смертность в пересыльных лагерях, чему нередко население становилось свидетелем. Не меньший вред нанес и определявшийся расовыми соображениями запрет на браки между немцами и украинками или русскими, унижавший советский народ и вызывавший у него антипатию по отношению к столь гордой германской культуре. Об этом, в частности, прямо говорилось в сводке начальника IV управления РСХА A 1–1 В/41 о положении дел в СССР № 142 от 5 декабря 1941 года, направленной в адрес начальника германской полиции безопасности и СД (NO 4787), в сводке эйнзацгрупп полиции безопасности и СД о своей деятельности и об обстановке в СССР № 6 за период с 1 по 31 октября 1941 года, а также в их донесении от 10 декабря 1941 года. В последнем одновременно подчеркивалось: «Сильной критике подвергается отношение немецких властей к колхозам. Население также выказывает полное отрицание планов создания самостоятельной Украины» (NO 2657).
Вскоре появилась и особая форма сопротивления германским военным властям со стороны вновь пробудившейся к жизни на Украине церкви. Во время богослужений во многих украинских населенных пунктах стали публично звучать призывы московского митрополита «бороться с бандами проклятого Гитлера, не щадя живота своего». Оказалось, что именно от священников исходили сильные националистические импульсы, поскольку носители церковной жизни автокефальной украинской церкви, похоже, поверили в пропагандировавшееся тогда советским правительством толерантное отношение к церкви и вновь признали издавна установившееся верховенство Московского патриархата. В результате, как следует из сводки начальника IV управления РСХА A 1–1 В/41 о положении дел в СССР № 142 от 5 декабря 1941 года, в самом начале декабря 1941 года в Киеве были арестованы два священнослужителя, которые дали обязательство НКВД пробуждать и разжигать через духовные учреждения просоветские настроения у верующего населения (NO 4787).
В областях же, где проживали великороссы, движение сопротивления развивалось иначе, чем на Украине, и оно не было вызвано разочарованием в политических ожиданиях. Здесь в первую очередь проявились последствия слишком долгого пребывания в политическом летаргическом сне под воздействием советской пропаганды, а также допущенные германскими властями повсеместный хаос в управлении территориями, пренебрежительное отношение к материальным и культурным потребностям народа и пробудившийся русский национализм. Все это, вместе взятое, и заставило народ очень скоро отвернуться от сотрудничества с немецкой администрацией.
Вместе с тем в великоросских областях веру населения в возможность улучшения при немцах условий своей жизни тоже подрывало отсутствие ожидаемых и столь желанных жителями сельскохозяйственных реформ. Народ очень скоро почувствовал, что старая форма власти изменилась лишь только в том, что теперь ее осуществляли чужестранцы, которые даже в ходе мероприятий по повышению квалификации, которые предоставлял советский режим промышленным рабочим и молодежи, норовили выжать из него последние силы. Недостаток же целей, ради которых стоило бы пойти на сотрудничество, открыл широкие возможности для успешной агитационной работы и обещаний советского руководства, гарантировавшего кардинальное улучшение условий жизни после изгнания немецких оккупантов. И вера в эти увещевания показалась русскому народу более наполненной смыслом, чем голая надежда на изменение немецкого отношения к своим «освобожденным» объектам для эксплуатации.
